Деньги на ветер
Шрифт:
— Я подумаю, — повторила я.
— Нет-нет-нет, нам нужно знать твое решение сейчас.
— Тогда — нет.
Она с удивлением уставилась на меня:
— Давай позвоню Луизе, скажу, что ты едешь. Поехали, не пожалеешь.
— Нет. Не звони. Слушай, Анжела, я пока не хочу ехать. Мы только сюда добрались, мне многое надо сделать. — Слова вырвались сами собой, я поздно поняла, что сболтнула лишнее.
— Что сделать? — удивилась она.
Так, надо срочно сменить тему.
— Ничего. Забудь. Слушай, лучше спроси Франсиско. Он точно поедет, особенно если пообещать хороший заработок.
— Так вы с Франсиско не вместе?
— Конечно, нет.
— Тогда
— Спроси-спроси.
Анжела поджала губы и вернулась к мешкам для мусора, а я выбрала баллон с аэрозолем для полировки мебели. В окно гостиной было видно, как машина, в которой сидели Джек и Пол, задним ходом выезжает на улицу.
Многое надо сделать, подумала я.
Многое надо сделать.
Глава 8
В тринадцать лет я победила в поэтическом конкурсе юных поэтов, выиграла приз доктора Эрнесто Гевары. К участию допускались дети до шестнадцати лет, но было еще и негласное условие: из семей членов партии. Призом была поездка в Санкт-Петербург в Пушкинскую школу, где преподавали практику стихосложения. Стихотворение у меня получилось не очень хорошее, в нем говорилось об огоньках в Гаванской бухте тихой январской ночью. Я представила себе события, свидетелями которых бухта стала на протяжении последних пятисот лет, и описала их. Метафоры были слабоваты, образы — ребяческие, а удачные места перекликались с прочитанным у Хосе Марти и Гарсии Лорки. Неважное вышло стихотворение, но мой папа хорошо ориентировался в ситуации. Он изменил название с «Ночь в бухте» на «Время быть либо волной, либо частицей» и добавил строчку о квантовой физике. Дело было в начале девяностых годов. На Кубе начинались перемены. Обрывались наши связи с Россией, в Америке избрали нового президента, и некоторое, хоть и недолгое, время все казалось возможным. Для нас наступила не то чтобы Пражская весна, скорее ее слабое подобие. Мое стихотворение привело жюри в восторг. Я выиграла приз и на торжественной церемонии в театре Карла Маркса получила медаль из рук Вильмы Эспин, жены Рауля Кастро. В Петербург, разумеется, я не полетела. Поездка все откладывалась и откладывалась, а уж когда отец стал невозвращенцем, о ней все благополучно забыли. После этого стихов я больше не писала. Однако вся эта история не к тому, чтобы поведать о моей несостоявшейся литературной карьере, или злодеяниях партии, или хитром папе, нет, все это к тому, как много зависит от названия. Стихотворение с названием «Ночь в бухте» никогда бы никаких призов не завоевало, но «Время быть либо волной, либо частицей» в те времена звучало очень круто. Как говорил папа, людям надо дать то, что они хотят, а не то, что им нужно. Надо менять себя, приспосабливаясь к обстоятельствам. Тайный детектив должен пользоваться всеми имеющимися возможностями.
Как и многие актеры, я начала с одежды. Ее я приобрела в Мехико. Дорогой на вид темносерый костюм: очень узкая прямая юбка, легкий, хорошо скроенный жакет, белая блузка, черные чулки, черные лакированные туфли на высоких каблуках, черная, под «Гуччи», сумочка без ручек. С жакетом пришлось повозиться, поскольку он, вышвырнутый в пустыне из рюкзачка, валялся в пыли, пока я убивала тех двоих.
У меня был костюм, у меня была легенда, у меня была визитная карточка.
Мой голос был не мой голос. Мое лицо было не мое лицо. Красные губы, темные глаза и неестественного оттенка кожа, покрытая толстым слоем популярного в этих местах тонального крема «цвета загара». Это из-за него скелетоподобные женщины города Фэрвью
С волосами ничего особенного мне сделать не удалось, нанесла на них гель, чтобы казались пышнее. Я приняла позу американской деловой женщины, скрестила ноги и расслабилась, хладнокровно разглядывая глянцевые журналы в приемной.
Мэрилин, секретарша, симпатичная блондинка лет сорока с небольшим, наконец доложила обо мне:
— Мисс Мартинес из Северной страховой компании.
Я вошла в кабинет.
— Мисс Мартинес, — не вставая, произнес в качестве приветствия сидевший за столом мужчина.
— Мистер Джексон, — ответила я с улыбкой и подала ему карточку с выдуманным именем и номером сотового телефона.
— Я очень занят. В чем состоит ваше дело? — спросил он, взял карточку, изготовленную для меня Рики, смял и бросил в мусорную корзину.
— Следующей бумагой, которую я собираюсь вам вручить, будет вызов в суд; надеюсь, с ним вы поступите более благоразумно, — любезно сказала я.
Мне было досадно, но в душе я благодарила Джексона за возможность войти в роль сразу, без предварительной болтовни.
— Вы не имеете права! Вы же не полицейский, — заявил он, однако голос его чуть дрожал.
— Разве? — Я посмотрела на него так, что он понял: мне все известно. Обо всех аферах, которые он провернул за последние пять лет. Тут преступил закон, там подсунул фальшивые счета. Нет на свете станции техобслуживания, которая хоть раз не ввела бы в заблуждение страховую компанию, и станция на Пёрл-стрит в Фэрвью, конечно, была ничем не лучше других.
Он сморщился, открыл и закрыл рот, как подыхающая водяная черепаха.
Я откинулась на спинку стула. Молчала. Наблюдала.
В телевизионных новостях нам рассказывают, что все американцы — жирные капиталисты, но в Колорадо это, безусловно, не так. Трофейные жены на Пёрл-стрит, голливудские типы, вкалывающие мексиканцы, ночующие в мотеле на горе Потная Спина — все поджарые. Мистер Джексон тоже был худ. На вид лет пятидесяти пяти, но подтянутый. Худые руки, выступающее адамово яблоко, крашеные черные волосы и мертвые, иссиня-черные глаза-бусины. Как у чучела. Я подумала, может, он из тех, кто сидит на голодной диете в надежде прожить подольше.
И было в нем что-то, выдававшее неуверенность в себе.
Капли пота на висках. Едва заметное дрожание губ.
Меня это угнетало. Неужели тут каждый скрывает какую-то тайну? Неужели все врут? Неудивительно, что у полицейских с годами портится характер. Послужишь лет десять, и уж без мачете не пробиться сквозь футляр цинизма, окружающий человека.
Смотреть ему в лицо мне было невыносимо, поэтому я стала разглядывать одежду. Можно подумать, он дальтоник. Бежевая сорочка, малиновые брюки, ярко-красный галстук с рисунком в виде какого-то гребня. Потом осмотрела кабинет. Хозяин, видимо, свихнулся на аккуратности. По стенам несколько пейзажей. Стол абсолютно пуст. Телефон. Фотографии жены и четверых детей. Длинная софа, на которой он, наверно, трахается с Мэрилин.
В окне за спиной Джексона я видела, как вдалеке едут вверх над склоном пустые сиденья подъемника. Пустые оттого, что сейчас мало снега, решила я. Некоторое время смотрела на них.
Молчание, как я и думала, сделало свое дело, он раскололся.
Люди, и особенно люди, занимающиеся коммерцией, не выносят тишины. Она напоминает им о бесконечно большой прибыли, которую они упустят после смерти.
Он выудил карточку из мусорной корзины.
— Инес Мартинес, Северная страховая, — медленно прочел он. Я кивнула. — Чем могу служить, мисс Мартинес?