Деньги в банке
Шрифт:
— Я вам объясню, почему, — грозно произнесла она. — Не знаю, кто нанял этого треклятого Кейкбреда слоняться по дому, но он оказался жуликом. Нельзя шагу ступить, чтоб на него не наткнуться. Растекается повсюду, как протоплазма. То он у миссис Корк в спальне, то у мистера Трампера, то у меня, по два раза на дню. Мы тут сошлись, что его надо выставить, пока он не выбрал, что полезет ему в чемодан, а что — нет.
— Вот именно, — сказала миссис Корк. — Выставить немедленно.
Губы Энн Бенедик чуть заметно дрогнули. Казалось, что ей смешно.
— Боюсь, его нельзя выставить.
И вновь миссис Корк испытала потрясение.
— Как нельзя?
— Боюсь, что нельзя. Вероятно, вы невнимательно читали договор об аренде, иначе заметили бы пункт насчет Кейкбреда. Мой дядя настоял, чтобы его включили.
— Пункт? Какой еще пункт?
— Что его ни при каких обстоятельствах нельзя увольнять.
Миссис Корк вытаращила глаза.
— Что?!
— Боюсь, так оно и есть.
Наступила тишина. Потом миссис Корк объявила, что в жизни не слышала подобного, а мистер Трампер пробормотал что-то невразумительное. Долли Моллой не сказала ничего. Похоже, она думала.
— Разумеется, это досадно.
— Мягко сказано!
— Но мой дядя сдал дом только на этом условии.
Миссис Моллой вышла из задумчивости.
— Послушайте! — вскричала она. — Там не написано, что его нельзя отвести в кутузку, если его поймают за руку?
— Думаю, не написано, — произнесла Энн, — но, уверяю вас, миссис Корк, вы заблуждаетесь. Просто у него любознательный склад ума.
— Так вот, — продолжала миссис Моллой, — я вам скажу, как это можно обстряпать. Наймите сыщика, пусть проследит за ним.
Она с надеждой взглянула на миссис Корк. Ее быстрый ум уже различил здесь один из тех случаев, когда одним выстрелом можно убить двух зайцев: обеспечить неприкосновенность своей собственности и залучить в дом опытного союзника, который следил бы за маневрами Мыльного среди роз.
Взор миссис Корк просветлел.
— Отличная мысль.
— Превосходная, — подхватил мистер Трампер.
— У меня и адресок для вас есть, — сказала миссис Моллой. — Шерингем Эдер, Холси-корт, Мейфэр.
— Мейфэр, — уважительно повторил мистер Трампер.
— Мейфэр, — с удовлетворением произнесла миссис Корк. — Звучит солидно.
— Говорят, он в своем деле мастак. Один из лучших сыщиков страны.
— Тогда я поручу ему это дело. Вы записали фамилию и адрес, мисс Бенедик? Шерингем Эдер, Холси-корт, Мейфэр.
— Но…
— Пожалуйста, не нокайте. Отправляйтесь немедленно. Если вы поедете в Лондон на двухместной машине, то успеете застать его до конца рабочего дня. Постарайтесь привезти его с собой. Я не буду чувствовать себя спокойно, пока этот Кейкбред в доме.
Энн Бенедик еле заметно пожала стройными плечами, но выучка не позволила ей возразить. Те, кому выпала честь служить миссис Корк, вскоре приобретали почти военную выправку. Хотя секретарь-компаньонка видела, что кто-то делает глупость, ей оставалось лишь спуститься в гараж, завести двухместный автомобильчик и за час десять минут достичь Лондона.
И все же, невзирая на внешнюю покорность, направилась она вовсе не в гараж, а в буфетную. Злополучный Кейкбред сидел за столом и играл сам с собой в шахматы. Судя по довольному выражению лица, он выигрывал.
— А, это ты, дорогая, — сказал он. — Зашла поболтать?
— Нет, — сурово отвечала Энн Бенедик. — Если хочешь знать, душа моя, я еду в Лондон нанимать сыщика. Слышишь? Сыщика. Будет смотреть на тебя в увеличительное стекло. Ну ты и заварил кашу, дядя Джордж!
Глава четвертая
Примерно в то же время, когда Энн Бенедик проезжала лондонские предместья на пути к Холси-билдингс, Джеф Миллер стоял, высунувшись в окно третьего этажа Холси-чемберз и не сводил глаз со входа во двор. Вид у него был встревоженный и даже напуганный, как у мистера Трампера перед беседою с миссис Корк.
Всякий, знакомый с обстоятельствами, ничуть бы этому не удивился. Утром пришла телеграмма, извещавшая о скором вторжении Миртл Шусмит в его холостяцкое жилище, а если Миртл сорвалась с места и мчится к нему из деревни, это может означать только одно. Она прочла подробный отчет о деле «Пеннифадер против Тарвина», который появился сегодня во всех газетах.
Это может показаться странным, учитывая незначительность дела, и следует, наверное, пояснить, что причиной столь внезапного интереса пишущей братии стало необыкновенное поведение защитника пострадавшей стороны.
Джеф не стал бы для собственного удовольствия вспоминать этот отчет, но при необходимости мог бы повторить его наизусть. Слова стояли перед глазами, словно выжженные огненными буквами.
Защитник: — Вы не будете отрицать, Грин…
Судья: — Мистер Грин.
Защитник: — Простите.
Судья: — Ничего, мистер Миллер, продолжайте.
Защитник: — Хорошо, спасибо. Вы не будете отрицать, мистер Грин, что в школе вас звали Вонючкой? Что вы не могли сказать слово правды, не надорвав тем самым пупка? Что вы редко, а практически — никогда, не мылись? Что вас дважды лупили старосты за кражу бутербродов с повидлом из школьного буфета?
Свидетель: — Ваше влиятельство!
Судья: — Обычно ко мне обращаются «ваша честь», или, иногда «вашчесть». Однако я вас понимаю. Мне не хотелось бы вмешиваться, мистер Миллер, но имеют ли отношение юношеские грешки свидетеля к рассматриваемому делу?
Защитник: — Я сокрушаю его, вашчесть. Демонстрирую, какая он гнида.
Судья: — Уместно ли тут слово «гнида», мистер Миллер?
Защитник: — Как будет угодно вашести. Итак, Вонючка, я подвожу к тому, что все ваши показания — враки от начала и до конца. А теперь, гаденыш, говори честно…