Деникин. Единая и неделимая
Шрифт:
Генерал явно ошибался. «Прерывали» атаманов весь 1918 год. Покойные Каледин с Назаровым много чего могли бы рассказать по этому поводу. Авторитет обладателей пернача на Дону уже мало кого убеждал. Да и не только на Дону, но здесь раскол в казачьей среде на «красных», «кадетских» и «германских» был наиболее заметен.
Тем временем на исходе января 1919 года положение усугублялось. Краснов слал отчаянные телеграммы в Екатеринодар: «События идут скорее, нежели я ожидал. На Украине, в Харьковской и Екатеринославской губерниях разложение полное. Большевики послали туда пока четыре своих полка, около которых спешно формируют целую армию. По имеющимся у меня сведениям, они предполагают двинуть до тысяч войска при сильной артиллерии на Луганск, Дебальцево, Юзовку, чтобы выйти в Таганрогский округ, где
У страха глаза, как известно, велики, у красных на тот момент просто не было сил для сдвоенного удара из Украины и из Воронежа. Группа войск курского направления под командованием Иннокентия Кожевникова была скована действиями против петлюровцев и не могла вести активных действий в Донбассе,
8-я армия рекомендованного Троцким на должность командующего Южным фронтом Владимира Гиттиса (царский полковник) застряла в снегах и тифу под Лисками и Миллерово, где ей успешно противостояли 8-ю тысяч донцов командующего войсками Чертковского района генерал-майора Александра Фицхелаурова. 10-я армия Александра Егорова прочно засела в оборону под Царицыным, бодаясь в конных сшибках с конницей генерал-майора Константина Мамантова. Генерал только за октябрь положил в сшибах 40 % казаков и 80 % офицеров. Лишь 9-я армия бывшего прапорщика Павла Княгницкого успешно наступала узкой полосой из района Поворино — Елань — Балашов на разложенные донские полки. Периодически им в хвост впивался блистательный Гундоровский полк любимца Донской армии генерал-майора Адриана Гуселыцикова, сея панику и неуверенность в несомненном успехе.
По данным Краснова, общая численность наступавших красных составляла «123 500 красноармейцев при 468 орудиях. Войско же Донское, считая и железнодорожную стражу и гарнизоны городов и станиц, имело 76 500 человек под ружьем при 79 орудиях». Учитывая полный перевес донцов в кавалерии и маневренности, не столь уж катастрофическая разница.
Деникин только к концу января выбил красных из Грозного и Владикавказа. Очищение Северного Кавказа позволило главкому перебросить на поддержку Май-Маевского 1-ю пехотную дивизию генерал-лейтенанта Сильвестра Станкевича (своего однокашника по Киевскому пехотному юнкерскому училищу). Они подперли там полторы донские дивизии (8 тысяч штыков и сабель при 16 орудиях и двух бронепоездах) Генерального штаба генерал-майора Петра Коновалова (выпускник учительской семинарии).
Заткнув одну дыру, следовало затыкать следующую на Хопре. Однако тут сам главком угодил (или сделал вид, что угодил) в ту же ловушку, что и Краснов. Под рукой были только кубанцы (до 30 тысяч), которые безропотно воевали у себя и на Кавказе, но не понимали, почему они должны воевать за донцов, когда те сами отказываются выходить за пределы Области Войска Донского. Дошло до того, что Деникин сам обратился к Донскому Кругу с просьбой «выслать на Кавказ своих делегатов — уговаривать кубанских казаков, во что бы то ни стало желавших побывать в своих станицах, ехать на помощь старшему брату».
Здесь приходится согласиться с самим Красновым, полагавшим, что к февральской сессии Круга главком ВСЮР не собирался проявлять особой активности, ожидая выборов нового атамана.
Вероятнее всего, Деникин понимал, что дни Краснова в должности сочтены. Последние неудачи во внутренней политике и развал фронта (29 января умер «поврежденный в уме» командующий Южной армией генерал Николай Иванов, 30 января на Северном фронте еще четыре полка перешли на сторону красных) неизбежно поставят перед Кругом вопрос о смене прогерманского атамана. А спешить спасать своего недоброжелателя, от которого главком достаточно натерпелся за последние полгода, было бы весьма странно. Безусловно, Деникину следовало спокойно, без лишнего ажиотажа дождаться результатов естественного хода событий, не пришпоривая и без того несущегося во весь опор к обрыву донского скакуна.
Более того, главком даже для виду приказал временно прикрыть рты своим осваговским «ястребам», не жалевшим помоев для атамана в екатеринодарской прессе. Накануне Круга 28 января была закрыта кадетская газета «Истина» С. П. Черевкова под предлогом «недопустимости подрывать доверие к атаману, под руководством которого доблестная Донская армия прилагает величайшие усилия к спасению своей области». Доверия, конечно, и так никакого не было,
Отчаявшийся Краснов уже сам понимал, чего от него хотят. В письме к Деникину он прямо говорил: «Я очень просил бы Ваше Превосходительство с полной откровенностью ответить мне на следующий вопрос: не считаете ли Вы своевременным, чтобы в февральскую сессию Круга я настойчиво просил бы Круг освободить меня от должности атамана. Я вижу, что имя мое слишком неприятно для Екатеринодара и представителя Франции, капитана Фуке. Может быть, оставаясь на своем посту, я приношу более вреда, нежели пользы для Войска, и настало время уйти? Я не хотел этого места, не жаждал власти, я ее ненавижу, и травля, поднятая против меня в Екатеринодаре, слишком утомляет меня и не дает возможности спокойно работать. К сожалению, кроме генерала Денисова, я не имею заместителя, так как все остальные по своей слабохарактерности вряд ли справятся с той бурною обстановкою, которая сложилась теперь. 1 февраля съезжается Круг, и, если я не получу от Вас моральной поддержки и требования остаться на своем посту, я буду настаивать об освобождении меня от несения обязанностей донского атамана».
Деникин дипломатично отпарировал в том ключе, что собирается лично приехать в Новочеркасск, но вмешиваться в отношения атамана с Кругом не намерен.
«Генерал Краснов считал, что я в союзе с генералом Богаевским и Харламовым готовлю его свержение, и не верил в искренность моего «невмешательства». Письма этих лиц ко мне, относящиеся к концу января, должны значительно ослабить возводимое обвинение… «Страшная усталость, — писал мне Богаевский, — падение духа, измена — все соединилось против нас… Надежды на союзников нет… Верьте тому, что пишет Вам атаман. Я не завидую его положению: он готов пасть духом под ударами судьбы… Блестящие успехи Добровольческой армии дают всем надежду на быструю помощь. Ваш приезд всех радует…» То же писал и Харламов: «С чувством большой радости я услыхал о Вашем желании посетить Дон и быть на Войсковом Круге… Узнал об этом от атамана Краснова… Проникавшие на фронт сведения о трениях по вопросу об едином командовании вселили в казаков тревогу, что Вы из-за этих трений не даете помощи и что наше командование не сделало всего, чтобы устранить эти трения… Сейчас Ваш приезд психологически необходим».
Большой Круг начинал работу 1 февраля сразу со скандала. Его председатель Василий Харламов явился к атаману и заявил о том, что делегаты категоричны в своем решении отправить в отставку генералов Денисова и Полякова (начальник штаба армии). Краснов тут же пообещал сам уйти в отставку, если у него «отрубят обе руки». Харламов не удивился, для него этот вопрос был риторическим.
На открытии сессии не лишенный литературного таланта атаман заливался соловьем: «Мы живем в сказке великой… Царевна с нами, господа. Русская красавица. Это Добровольческая армия. Покончив покорение Кавказа, освободивши Терское войско, помогши кубанцам, она пришла к павшему духом донскому богатырю и вспрыснула его живой водой… А левее, уступом медленно и грозно поднимается французская армия генерала Вертело. Она заняла Раздельную и идет дальше на север от Одессы… Великая борьба за Россию вступила в новый и последний период. Единое командование осуществлено. И вашими болями, вашими неудачами болеет вся Россия и спешит вам на помощь…»
Делегаты не верили своим ушам. Это все исходило из уст того самого Петра Краснова, который лишь недавно рассказывал о «странствующих музыкантах», убеждая всех, что главком ВСЮР «не способный на творчество», «совершенно не понимающий характера войны с большевиками» и пр. А тут гляди-ка, «русская красавица». Эк, стало быть, припекло. К проникновенной речи делегаты и отнеслись проникновенно, сосредоточив весь огонь на генерале Денисове (по определению Деникина «этот человек обладал исключительной злобностью и самомнением, вооружавшими против него людей»). Командующего обвинили в развале фронта и тыла, провале мобилизации, злоупотреблениях реквизициями и пр. Краснов, как мог, защищал его, но было понятно, что Кругу «нужна кровь», и он ее во что бы то ни стало добьется.