Денис Давыдов
Шрифт:
Глава восьмая
«Была прекрасная пора…» 1814–1816
«Война со славою была кончена. Полки наши возвращались из-за границы. Народ бежал им навстречу. Музыка играла завоеванные песни: Vive Henri-Quatre {133} , тирольские вальсы и арии из Жоконда. Офицеры, ушедшие в поход почти отроками, возвращались,
326
Пушкин А. С.Метель// Пушкин А. С.Собрание сочинений: В 10 т. М., 1975. Т. 5. С. 60–61.
Именно «временем славы и восторга» стали для Дениса, тридцатилетнего генерала, летние месяцы 1814 года. Впервые за семь лет, что он отвоевал с 1807 года, он получил шесть месяцев законного отпуска и возвращался в родную свою Москву, а по дороге, на почтовых станциях и постоялых дворах, он не раз видел прикрепленные к бревенчатым стенам лубочные картинки с надписью «Храбрый партизан Денис Васильевич Давыдов». Еще в 1812 году читающее общество наизусть выучило несколько тяжеловатые стихи Василия Андреевича Жуковского «Певец во стане русских воинов», где были строки, посвященные и ему, Денису:
Давыдов, пламенный боец, Он вихрем в бой кровавый; Он в мире счастливый певец Вина, любви и славы.Еще о нем в 1814 году писал князь Вяземский:
Анакреон под дуломаном {134} , Поэт, рубака, весельчак! Ты с лирой, саблей иль стаканом Равно не попадешь впросак [327] .(Князь напишет о нем и в 1815-м, и в 1816-м, и в иные последующие годы, а вскоре и другие поэты буквально хором начнут воспевать Дениса…)
327
Вяземский П. А.К партизану-поэту // Давыдов Д. В.Полное собрание стихотворений. Л., 1933. С. 158.
Вот они — признание, слава и народная любовь! А тут еще совершенно неожиданная, нечаянная государева награда, нашедшая его уже в родном городе:
«Вскоре по приезде сюда он получил от управляющего Военным министерством князя Горчакова уведомление, что дело о числящемся на покойном его отце с 1798 г., со времени его командования Полтавским легкоконным полком, взыскании теперь окончено и что от общей суммы взыскания в размере 22 247 р. 19 к., по всеподданнейшему ходатайству у Его Императорского Величества, Д. В. Давыдов, как наследник имущества его отца, освобожден, причем снято и запрещение с его имения. Свое ходатайство перед Государем князь Горчаков мотивировал усердною службою Давыдова, его мужеством и храбростью, которыми он отличился в делах с неприятелем в продолжение всей кампании» [328] .
328
Жерве В. В.Указ. соч. С. 90–91.
Недаром императора Александра I нарекли «Северным Сфинксом». За предыдущие полтора года участия в боевых действиях Денис не получил ни одного ордена, не менее года он ждал заслуженного генеральского чина — не вспоминаем уже о прочих постигших его неприятностях, и ясно было, что благоволением царя он не пользуется, — и вдруг такая щедрая и своевременная награда, которая сразу сняла камень с души и множество проблем. Разумеется, для человека, не обладающего большим состоянием, подобное поощрение было дороже очередного креста. Неужто государь наконец-то взаправду сменил гнев
В Москве Денис оказался в совершенно ином обществе, нежели то, в котором непрерывно пребывал два последних года, а реально — почти всю свою жизнь. Отныне основной его компанией становился не дружеский круг гвардейских или армейских офицеров, но «сливки» интеллектуального общества — русские литераторы, те самые люди, которых впоследствии назовут «поэтами Пушкинского круга». Хотя сам Александр Сергеевич Пушкин был тогда еще маленьким, учился в Лицее, и о нем говорили как о «подающем надежды» и «большом озорнике»…
Впрочем, о том, что круг давыдовского общения был совершенно иным, мы сказали не совсем точно, ибо почти все эти люди, более или менее известные впоследствии литераторы, раньше носили военные мундиры — кто во времена «матушки Екатерины», а кто и недавно, в годину Наполеоновских войн. Время разночинцев в русской литературе еще не настало, а для дворянина военная служба была делом чести и единственно достойным занятием. Среди новых друзей Давыдова — хотя знакомы они были давно, вели переписку, что было в традициях века, но по-настоящему близко сошлись именно теперь — были отставной поручик лейб-гвардии Измайловского полка Василий Львович Пушкин, князь Петр Андреевич Вяземский, служивший в Двенадцатом году в ополченческом казачьем полку графа Дмитриева-Мамонова. Аполлон Александрович Майков был отставным бригадиром Конной гвардии, а давний знакомый Василий Андреевич Жуковский — недавним штабс-капитаном Московского ополчения… К сожалению, в Москву не вернулся еще задержавшийся во Франции Константин Николаевич Батюшков, теперь — измайловский штабс-капитан, который всей душой тянулся к поэтическому обществу и скучал по Давыдову.
Вот что писал Батюшков князю Вяземскому почти в то самое время:
«Обними за меня Дениса, нашего милого рыцаря, который сочетал лавры со шпагою, с миртами, с чашею, с острыми словами учтивого маркиза, с бородою партизана и часто с глубоким умом. Который затмевается иногда… Когда он вздумает говорить о метафизике. Спроси его о наших спорах в Германии и в Париже…» [329]
Разумеется, не были забыты Давыдовым и прежние гвардейские друзья: в Москве, в частности, пребывал полковник граф Федор Иванович Толстой, подавший в конце 1814 года прошение об отставке…
329
Батюшков К. Н.Нечто о поэте и поэзии. М., 1985. С. 290.
Но мы опустим описание дружеских пирушек, дабы не лишить читателя удовольствия самому покопаться в мемуарной литературе начала XIX века.
Зато нельзя не рассказать о том, что, «живя в Москве, бывал он (Денис Давыдов. — А. Б.) в подмосковном селе Кунцеве, где в то время жил директор Императорских театров Аполлон Александрович Майков, умевший весело и шумно пожить в кругу друзей и многочисленных знакомых. На спектаклях, устраиваемых Майковым, в числе представителей лучшего московского общества бывал и Денис Васильевич, имевший случай здесь познакомиться с танцовщицей, а затем водевильной и оперной актрисой А. И. Ивановой, замечательной красавицей того времени. Ей посвятил он два стихотворения…» [330] .
330
Жерве В. В.Указ. соч. С. 91.
«И подлинно, была она красавица и необыкновенно стыдливо-грациозна. Денис воспламенился ею и воспевал ее с чистою страстью целомудренного и пламенного Петрарки» [331] .
Стихотворений было, может, и больше, но между тем в одном из них, скучно озаглавленном «Элегия III», есть такие совершенно пророческие строки:
Пусть ищут для кого я в лиру ударял, Когда Поэтов в хоре Российской Терпсихоре Восторги посвящал!331
Из бумаг Д. В. Давыдова // Русский архив. Год четвертый. 1866. № 1–12. С. 900.