Дэнс, дэнс, дэнс
Шрифт:
Я собрался было ответить, но наступила ночь. Рядом со мною — Кики. На спине ее — пальцы Готанды. Открывается дверь, входит Юки. Видит, как я занимаюсь любовью с Кики. Я, не Готанда. Только пальцы — Готанды. Но трахаюсь я. “Невероятно, — говорит Юки. — Просто невероятно!”
— Да нет же, все не так, — говорю я.
— Что происходит? — спрашивает Кики.
Сон наяву.
Дикий, заполошный, бессмысленный сон среди бела дня.
Всё не так, — говорю я себе. — На самом деле, я хочу переспать с Юмиёси-сан! Бесполезно. Всё слишком перемешалось. Все контакты перепутались. Первым делом я должен распутать контакты. Иначе не получится ни черта.
Я вышел из парка Мэйдзи, заглянул на Харадзюку в одну отличную кофейню и выпил горячего крепкого кофе. А затем не спеша вернулся домой.
Ближе к вечеру позвонил Готанда.
— Слушай, старик, сейчас совершенно нет времени, — сказал он. — Может, попозже встретимся? Скажем, часиков в девять?
— Давай в девять, — согласился я. — Мне-то все равно делать нечего.
— Ну и славно. Съедим чего-нибудь, выпьем. В общем, я за тобой заеду!
Я распаковал дорожную сумку, собрал все чеки, накопившиеся за путешествие, и рассортировал их на те, которые отправлю Хираку Макимуре, и те, что готов оплатить сам. Половину расходов на питание, как и оплату джипа, пускай берет на себя он. А также все, что Юки покупала себе сама (доска для сёрфинга, магнитола, купальник, et cetera[73]). Я составил список расходов, вложил в конверт вместе с деньгами (обналиченные в банке остатки дорожных чеков) и подписал конверт, чтобы отправить как можно скорее. Подобные канцелярские формальности я всегда выполняю быстро и скрупулезно. Не потому, что очень нравится, — на свете не бывает людей, которым бы нравилось канцелярское дело. Просто не люблю проволoчек с деньгами.
Покончив с бухгалтерией, я отварил шпинат, перемешал его с мелкой сушеной рыбешкой, добавил немного сакэ — и начал пить темный “Кирин”,[74] закусывая всем этим. Впервые за долгое время решил не спеша перечитать рассказы Харуо Сато.[75] Стоял ранний вечер, и на душе было легко без особой на то причины. Синий закат невидимой кистью закрашивал небо — слой за слоем, пока не стало совсем темно. Устав от чтения, я поставил Сотый опус Шуберта в исполнении трио Стерна-Роуза-Истомина. Вот уже много лет, когда приходит весна, я слушаю эту пластинку. И всегда поражаюсь, как точно подходит мелодия к тонкой, едва уловимой тоске весенних ночей. Синей бархатной мглою заливающая меня изнутри, Весенняя Ночь… Я закрыл глаза — и в этой синей мгле увидел тусклые силуэты скелетов. Жизнь растворилась в бездне, и только воспоминания оставались тверды, как кость.
32
В восемь сорок приехал Готанда на своем “мазерати”. При одном виде этой махины у моего подъезда возникало ощущение, будто кто-то ошибся адресом. Но винить в этом некого. Просто бывает, что какие-то вещи фатальным образом не подходят друг другу. Когда-то моему подъезду не подходил его “мерседес” — а теперь и “мазерати” не лез ни в какие ворота. Ничего не попишешь. Разные люди — разные жизни…
На Готанде были обычный серый пуловер, обычная мужская сорочка и очень простые брюки. Но даже в такой одежде он бросался в глаза. Будто какой-нибудь Элтон Джон в лиловом пиджаке и оранжевой сорочке, выкидывающий на сцене свои коленца. Готанда постучал, я открыл дверь, он увидел меня и радостно хохотнул.
— Если хочешь, можно и у меня посидеть, — предложил я, уловив в его взгляде странный интерес к моему жилищу.
— Буду только рад, — ответил он, застенчиво улыбнувшись. От такой улыбки хозяева тут же предлагают гостям — да оставайтесь хоть на неделю.
Несмотря на тесноту, моя квартирка, похоже, произвела на него впечатление.
— Ностальгия! — произнес он мечтательно. — Было время, сам такую снимал. Пока меня не раскрутили, то есть…
В устах любого другого человека эти слова прозвучали бы чистым снобизмом. Но не в устах Готанды. У него это звучало как искренний комплимент — и не более.
Квартирка моя состояла из четырех помещений: кухня, ванная, гостиная, спальня. Все очень тесные. Причем кухня скорее напоминала расширенный коридор. Я втиснул туда узенький буфет с кухонным столиком — и больше уже ничего не влезало. Точно так же в спальне: кровать, платяной шкаф и письменный стол сожрали все свободное место. Лишь гостиная худо-бедно сохраняла немного пространства для жизни — просто туда я почти ничего не ставил. Всей мебели — этажерка с книгами, полка с пластинками да стереосистема. Ни стола, ни стульев. Только две огромные подушки “маримекко”:[76] одну на пол, другую к стене, и получается довольно комфортно. А понадобился письменный столик — достаешь раскладной из шкафа, и все дела.
Я показал Готанде, как обращаться с подушками, разложил столик, принес из кухни темного пива с соленым шпинатом. И поставил еще раз Шуберта.
— Высший класс! — одобрил Готанда. И не то чтобы комплимента ради — похоже, действительно оценил.
— Давай, еще что-нибудь приготовлю? — предложил я.
— А тебе не лень?
— Да нет… Чего там, раз — и готово. Я, конечно, не лучший повар на свете — но уж закуску-то к пиву всегда приготовить смогу.
— А можно посмотреть?
— Конечно, — разрешил я.
Я смешал зеленый лук и телятину, жаренную с солеными сливами, добавил сушеного тунца, смеси из морской капусты с креветками в уксусе, приправил хреном васаби с тертой редькой вперемешку, все это нашинковал, залил подсолнечным маслом и потушил с картошкой, добавив чеснока и мелко резанного салями. Соорудил салат из подсоленных огурцов. Со вчерашнего ужина оставались тушеные водоросли и соленые бобы. Их я тоже отправил в салат, и для пущей пряности не пожалел имбиря.
— Здорово… — вздохнул Готанда. — Да у тебя талант!
— Ерунда. Проще простого. Я же ничего тут сам не готовил. Руку набил — и стряпаешь такое за пять минут. Вся премудрость — сколько чего смешивать.
— Гениально! У меня никогда не получится, — не унимался Готанда.
— Ну, а у меня никогда не получится изображать дантиста. У каждого свой способ жизни. Different strokes for different folks…
—И то правда, — согласился он. — Слушай, а ничего, если я сегодня уже не пойду на улицу, а заночую прямо у тебя? Ты как, не против?
— Да ради бога, — сказал я.
И мы стали пить темное пиво, закусывая моей стряпней. Закончилось пиво — перешли на “Катти Сарк”. И поставили “Слай энд зэ Фэмили Стоун”. Потом — “Дорз”, “Роллинг Стоунз” и “Пинк Флойд”. Потом — “Surf's Up” из “Бич Бойз”. Это была ночь шестидесятых. Мы слушали “Лавин Спунфул” и “Три Дог Найт”. Загляни к нам на огонек инопланетяне — наверняка подумали бы: “Так вот где искривляется Время!”
Но инопланетяне не заглянули. Зато после десяти за окном зашелестел мелкий дождик — очень легкий, мирный, от которого наконец-то осознаешь, что вообще живешь на свете, под звуки бегущей с крыши воды. Дождь, безобидный и тихий, как покойник.