Der Architekt. Без иллюзий
Шрифт:
Я ничего не ответил. Только сейчас пришло окончательное осознание того непреложного факта, что направление моей жизни изменилось навсегда. Я долго оттягивал этот момент, всеми силами пытаясь устраниться от государственной службы, но с судьбой не поспоришь.
Любопытно, не окажись я случайно в Растенбурге, состоялось бы это назначение или нет? Гитлер частенько принимает решения импульсивно, кроме того, в своей единственности и неповторимости я глубоко сомневаюсь. Может быть, фюрер полагает, что, заменив мною строптивого и неуступчивого Тодта, сумеет избежать имевшихся прежде неразрешимых разногласий?
— Прошу пройти в вагон,
— II —
ЦЕЛЬНО И ОБЪЕМНО
Имперский протекторат
Богемия и Моравия, Прага.
19–23 мая 1942 года
«Кондор» шел над покрытым хвойным лесом Рудным хребтом, по левому борту прекрасно различалась гора Фихтельберг, самая высокая точка Саксонии. Пройдет еще несколько минут, и самолет покинет воздушное пространство Рейха — формально Богемия в состав империи не входит, оставаясь странным государственным образованием под германским протекторатом и с германским же руководством, при этом имея собственное правительство и президента, Эмиля Гаху.
С минувшего февраля мне по рангу полагался собственный Fw.200, почти такой же, как у фюрера, — с одиннадцатью креслами в пассажирском салоне, белыми шторками на иллюминаторах и стюардом. От услуг последнего я отказался: незачем занимать лишнее место, способное пригодиться одному из моих ближайших помощников, а кроме того, самолет я использую в целях служебных, а не развлекательных.
После зимней трагедии в Растенбурге я начал относиться к авиации несколько предвзято, но ничего не поделаешь — преодолевать большие расстояния поездом или автомобилем не получится, время слишком дорого.
Герхард Найн в тот злосчастный день напророчил, будто мы «еще полетаем вместе». Так и вышло — капитан курьерской эскадрильи стал моим личным пилотом. Мы идеально сходимся характерами, поскольку Найн по темпераменту выраженный флегматик, терпеть не может суету и шум, к своим обязанностям относится ревностно, да и опыт немалый — начинал еще в «Люфтганзе» с 1931 года, а перед самой войной летал на «Кондоре» в Бразилию, куда планировалось открыть регулярную трансатлантическую линию…
Сегодня наш путь лежал в Прагу — мое первое посещение протектората в качестве официального лица; в программе осмотр заводов фирм «Шкода» и BMM [4] , играющих значительную роль в военной промышленности, каковую я теперь возглавляю.
4
B"ohmisch-M"ahrische Maschinenfabrik AG, до оккупации Чехии — CKD — Ceskomoravsk'a Kolben-Danek. Производитель танков 38(t) и САУ на его базе.
Его превосходительство Альберт Бертольд Конрад Герман Шпеер, имперский министр вооружений и боеприпасов, глава «Организации Тодта», Генеральный инспектор по реконструкции Берлина и прочая, и прочая. Включая даже депутатство в рейхстаге от Западного округа столицы.
Мое превосходительство.
Кто бы мог подумать, что этим все закончится.
— …Прага через двадцать минут, — командир Найн выглянул из кабины. — Садимся в Ружине, аэродром Кбелы занят военной авиацией. В любом
Внизу пестрели квадратики крестьянских полей, зияли угольные карьеры под Билиной, виднелась извилистая лента Влтавы. Безмятежный провинциальный пейзаж, Богемия недаром считается наиболее спокойной областью, находившейся в прямой сфере влияния Германии. Никакого сравнения с оккупированной Югославией или Россией.
«Кондор» заложил крутой вираж — терпеть не могу резкий крен на борт, почему-то мне всегда кажется, что самолет при таком маневре непременно завалится на крыло и разобьется. Я вцепился левой рукой в спинку стоящего впереди кресла и успокоился, когда машина выровнялась.
Ружине вполне узнаваем — архитектурную композицию пражского аэропорта я отлично запомнил по Всемирной выставке в Париже 1937 года, где ее создатель, инженер Адольф Бенеш, получил золотую медаль и почетный диплом. Мне тогда достался гран-при за проект «Города партийных съездов» в Нюрнберге.
Шасси «Кондора» коснулись бетонной полосы, капитан Найн уверенно и изящно вырулил к двухэтажном зданию аэропорта, над которым развевались два знамени — германское и бело-красно-голубое, флаг протектората. За стеклом иллюминатора виднелось несколько автомобилей, выехавших на летное поле.
Найн сам открыл дверь по левому борту, аэродромная служба моментально приставила легкий трап в семь ступенек.
Добро пожаловать в Прагу, господин рейхсминистр.
Никак не могу привыкнуть к тому, что я стал одной из наиболее влиятельных персон в стране — приятные, но докучливые мелочи в виде обязательных орденов, вручаемых в соответствии с протоколом при визитах глав дружественных держав, государственная резиденция (я ею не пользуюсь), высокое жалованье (никак не дотягивающее, правда, до моих гонораров за архитектурную деятельность) и прочие сопутствующие чину привилегии не отменяли навязчивого внимания со стороны должностных лиц Рейха. Поехать куда-либо инкогнито, как в старые времена, ныне невозможно, я стал узнаваем.
Вот и здесь не обошлось без встречи на высоком уровне. Я-то надеялся, что обойдусь скромным рандеву с представителем министерства при канцелярии протектората, можно будет сразу приступить к делу, но…
С Рейнхардом Гейдрихом я мельком виделся несколько раз в Берлине, на приемах в рейхсканцелярии. Близко мы общались лишь однажды, перед Олимпиадой 1936 года — Гейдрих входил в Германский Олимпийский комитет, а я как раз помогал архитектору Отто Маршу спешно переделывать проект стадиона в Берлине, вызвавший резкое неудовольствие рейхсканцлера.
Дело дошло до того, что вспыливший фюрер хотел вовсе отменить игры, заявив, будто модернистская концепция стадиона с застекленными промежуточными стенами смахивает на террариум и ноги его там не будет — Адольф Гитлер, как глава государства, в этот стеклянный ящик не полезет! Скандал едва удалось уладить, а когда Олимпийская арена была почти готова, с проверкой от комитета приехал Гейдрих, в те времена носивший звание группенфюрера.
Шесть лет назад он произвел впечатление очень целеустремленного и серьезного человека, с прекрасным классическим воспитанием, обходительного и вежливого. В форме СС он появлялся только на официальных мероприятиях, для визита на стадион Гейдрих предпочел строгий костюм идеального кроя, подчеркивающий спортивную фигуру, которую несколько портили излишне широкие бедра.