Дердейн. Трилогия
Шрифт:
«Надеюсь познакомиться с Хозманом, — задумчиво сказал Ифнесс. — Он наверняка расскажет много любопытного».
«Хозман-то? Как же! Чумпу, измученную запором, проще заставить разговориться!»
«Поживем — увидим».
Горизонт мало-помалу прояснялся, смерчи исчезли. Помимо удручающего засушливого зноя, троих всадников ничто не тревожило. После полудня они достигли первых отрогов седого Оргая — Большая Пустошь осталась позади. Когда три солнца закатились за горы, спутники перевалили через крутой холм — их взорам открылась полноводная река Вуруш, порожденная снегами Три-Оргая и бодро струившаяся в северные просторы. Внизу, у самой воды, темнела роща
«Чумпы туг везде, от них никуда не спрячешься, — объяснил проводник, — а ночевать где-то надо. Если потребуется, втроем их можно отогнать горящими сучьями».
«Значит, придется сторожить по очереди?»
«Зачем же? Пожалуют чумпы — быстроходцы станут храпеть. А я разожгу огонь поярче».
Привязав волов к дереву, Фабраш развел на берегу большой костер. Пока Ифнесс и Этцвейн собирали на ночь запас смолистых тисовых ветвей, Фабраш успел наловить, почистить и поджарить дюжину речных крабов. Кроме того, он испек на плоских камнях несколько мучных лепешек. «Ловко вы управляетесь, — похвалил его Ифнесс. — Не успеешь оглянуться, а ужин готов!»
Фабраш Везучий Утопленник уныло покачал головой: «Крабов ловить невелика наука. Вечно живу впроголодь, вот и научился. А больше я ничего не умею — так что ваши комплименты меня скорее огорчают, нежели радуют».
«Уверен, что у вас есть и другие полезные навыки».
«Ну, многие считают, что я неплохой брадобрей. Еще я умею веселить народ, изображая совокупление ахульфов, с хрюканьем и визгом — очень похоже получается. Вот и все мои достижения. Через десять лет после смерти никто обо мне и не вспомнит. Дожди и ветры смешают мой прах с пыльной землей Караза. Все же, как-никак, мне повезло — по сравнению с большинством. Я часто задумываюсь: почему мне выпало прожить жизнь Кирила Фабраша?»
«Подобные мысли время от времени посещают каждого из нас, — изрек Ифнесс Иллинет. — Тем не менее, ввиду отсутствия фактических свидетельств прогрессирующего переселения душ задавать себе такие вопросы бессмысленно». Землянин поднялся на ноги и огляделся: «Полагаю, медные бесы не заходили так далеко на запад?»
Обиженный безразличием Ифнесса к поискам смысла жизни, Фабраш сухо ответил: «Они даже до Шахфе не дошли». Проводник ушел позаботиться о быстроходцах.
Ифнесс поднял голову к вершинам темного хребта — в северном небе в лучах заходящих солнц еще горел лиловым пламенем заснеженный пик-трезубец Три-Оргая. «В таком случае битва звездолетов, возможно, никак не связана с гибелью рогушкоев, — бормотал историк. — Завтра предстоит интересный день». Ифнесс, редко жестикулировавший, решительно рассек ладонью воздух: «Если я смогу продемонстрировать звездолет — пусть даже остатки разбившегося звездолета — моя репутация спасена! Дасконетта позеленеет от злости, он уже и сейчас, наверное, локти грызет... Остается надеяться, что в сплетнях местных жителей есть доля правды — нужно во что бы то ни стало найти упавший звездолет!»
Этцвейн, в принципе не одобрявший мелочный характер побуждений землянина, заметил: «Чем один разбившийся звездолет важнее другого? Космические корабли строят много тысяч лет. На планетах Ойкумены звездолетом, наверное, и ребенка не удивишь».
«Бесспорно! — заявил Ифнесс, все еще возбужденный картиной воображаемого триумфа. — Никого не удивляют достижения человека. Другое дело — достижения иных цивилизаций».
«Какая разница? — не унимался Этцвейн. — Железо есть железо, стекло есть стекло — и на Дердейне, и на другом конце Вселенной!»
«Опять же, вы правы! Элементарные закономерности известны любым мыслящим существам. Но познание безгранично. Каждое множество очевидных на первый взгляд аксиом может быть изучено с нетривиальной точки зрения, проанализировано в новом измерении. Число возможных взаимосвязанных уровней познания бесконечно. Наши представления могут относиться к одному уровню, представления иной цивилизации — к другому. Возможно даже существование полностью независимых фаз или областей познания — достаточно вспомнить о парапсихологии. В условиях бесконечности все возможное существует: таков основополагающий принцип космоса. Например, в двигателях чужих звездолетов могут применяться неизвестные человеку эффекты — что имеет огромное значение не только в философском отношении». Ифнесс остановил взгляд на пламени костра: «Должен заметить, что увеличение объема знаний не обязательно благотворно. Изобретения нередко опасны, несвоевременные догадки — пагубны».
«Почему же вы спешите обнародовать свое открытие?» — спросил Этцвейн.
Историк усмехнулся: «Прежде всего мне, как любому человеку, свойственно такое стремление. Во-вторых, я принадлежу к замкнутому кругу специалистов — Дасконетта из него, разумеется, будет исключен — достаточно компетентных для того, чтобы контролировать распространение самых опасных сведений. В третьих, почему бы я стал отказываться от личных преимуществ? Если я предъявлю Историческому институту космический корабль, построенный за пределами Ойкумены — пусть даже обломки потерпевшего крушение звездолета — мой престиж, моя репутация будут неоспоримы!»
Этцвейн занялся приготовлением постели, подозревая, что из трех доводов Ифнесса решающую роль играл только последний.
Ночь прошла без происшествий. Этцвейн трижды просыпался — где-то вдали гулко бурчали чумпы, где-то еще дальше откликалась шайка ахульфов — но лагерь на берегу реки никто не потревожил.
Фабраш встал до рассвета, раздул огонь и приготовил завтрак — горячую кашу с перченым мясом и чай.
С восходом солнц все трое вскочили в седла и отправились на юг по берегу Вуруша, постепенно поднимаясь вглубь Оргая.
Вскоре после полудня Фабраш натянул поводья и остановил вола, наклонил голову, будто прислушиваясь, и стал медленно озираться по сторонам.
«Что такое?» — спросил Ифнесс.
Фабраш молча указал вперед на теснину, служившую входом в каменистое ущелье, потом сказал: «Где-то там черные шары спустились с неба и напали на корабли-диски. До места сражения рукой подать». Поднявшись в стременах, Везучий Утопленник блуждал глазами по склонам, поглядывал на небо.
«У вас какое-то предчувствие», — тихо заметил Этцвейн.
Фабраш нервно теребил бороду-сосульку: «Здесь, в долине, случились неслыханные вещи. Чувствуете напряжение в воздухе? Или, может быть, тут что-то не то...» Сухопарый проводник боязливо ерзал в седле, выпуклые глаза его бегали из стороны в сторону: «На меня будто что-то давит».
Этцвейн внимательно изучал окрестности. Справа и слева песчаниковые склоны были рассечены глубокими крутыми расщелинами. Обрывистые верхи пеклись в бело-фиолетовом зареве солнц. Внизу глубокие черные тени отливали бутылочно-зеленой мглой. Этцвейна насторожило едва заметное движение — метрах в тридцати, схватившись за обломок скалы, притаился крупный ахульф, собиравшийся, по-видимому, швырнуть камень в путников. Этцвейн протянул руку: «Возможно, вас беспокоит пристальный взгляд ахульфа».