Деревенская ведьма хочет любви
Шрифт:
Я отвлеклась от мыслей и обнаружила, что борщ почти доеден. Отлично. Еще пара ложек, и можно идти за занавеску, отгораживавшую общую комнату с печкой и столом от жилой комнаты, заодно игравшей и роль кабинета. Именно там я принимала деревенских с их проблемами, которые может решить только ведьма. И там же я засыпала каждую ночь, вымотанная домашними делами.
Минут через пять-семь после того, как я закончила есть борщ, в калитку перед домом постучали. Аккуратно так постучали, вежливо, знали, что если Глашка не в духе, то можно и лягушку за шиворот схлопотать.
– Снова Зойка, – доложила Глашка, чуть прищурившись. – Вот же слабая на передок баба. Не может без мужиков.
– Так она ж вроде по Витьке сохнет, – удивилась я, делая очередной глоток ароматного, свежезаваренного чая.
– Сохнет по Витьке, а в постели у пары других уже побывала, – проворчала Глашка и щелкнула пальцами. – Открыла я калитку. Сейчас здесь будет.
Я с сожалением посмотрела на две баранки с маком, сиротливо лежавшие на глиняном блюдце, вздохнула и приготовилась встречать незваную гостью.
Глашка растворилась в воздухе – домовым чужим людям показываться нельзя, только хозяевам. Иначе якобы быть беде. Причем неизвестно, с кем беда случится. Зная Глашку, я поставлю на гостя.
Секунд пятнадцать-двадцать, и вот уже стук повторяется, только на этот раз в дверь дома.
– Войдите, – крикнула я, неохотно поднимаясь из-за стола.
Зойка, девка фигуристая, этим летом отпраздновавшая свое девятнадцатилетие, по меркам крестьян считалась уже перестарком. И ходить ей в девках оставалось год-полтора минимум. Потом – все, начнут звать и за спиной, и в глаза, подгнившим яблочком, нагло ухмыляться. Каждый второй станет на сеновал звать. Незавидная судьба. Мне, ведьме, в свои двадцать пять этого можно было не бояться: пара взглядов с молниями в глазах, и вся деревня шутников приведет на расправу, да еще и с поклоном мне в руки передаст. Делай, матушка ведьма, с ними, что хочешь, только на деревенских не гневайся. Знаем, проходили уже недавно.
– Светлого дня, матушка ведьма, – в пояс поклонилась одетая в цветастый сарафан Зойка. Не толстая, но плотная, высокая, круглолицая, с русой косой до пояса, большими голубыми глазами и румяными щеками, она могла бы выскочить замуж еще в том году, если бы по кузнецу не сохла, – прошу, помоги беде моей.
Я театрально вскинула черные густые брови. Уступая Зойке и в росте, и в весе, я, кареглазая шатенка, смотрела на нее с понятным нам обеим превосходством. Это с каких пор отказ мужика бедой считается? Нет, нет здесь феминисток. Они научили бы народ «правильной» жизни.
– Ты уверена, что способна расплатиться с ведьмой? – специально запугивая дурынду Зойку, холодным тоном спросила я.
Та побледнела, потом покраснела, снова побледнела, затравленно оглянулась на входную дверь, испуганно сглотнула, перевела взгляд на меня и прошептала:
– Да…
– Ну проходи, – усмехнулась я и повела рукой в сторону занавески.
Зойка шла к заветной комнатке с лицом приговоренного к четвертованию, не меньше. Вот спрашивается, зачем идти к ведьме, если сама до конца не решила, нужен ли тебе тот мужик вместе с приворотом? А если решила, то для чего бояться? В общем, ответа у меня не было.
– Открывай занавеску, не бойся, – хмыкнула я, – кроме меня, других чудищ в комнате не будет.
Пространство хохотнуло голосом Глашки, оценившей мою шутку. Зойка слилась цветом лица со свеже побеленной стеной, но а трясущейся рукой все же отдернула.
Я дождалась, когда она окажется в комнате, и в два шага догнала ее, задернула за собой занавеску, повернулась к Зойке.
– А вот теперь в подробностях рассказывай, зачем тебе ведьма понадобилась.
И в театральном жесте я свела брови к переносице.
Глава 3
Моя рабочая комната представляла собой просторное светлое помещение с широким окном, занавешенным нежно-бежевыми занавесками.
Вся мебель – деревянная, как и положено в этом мире. Никаких изысков или отличий от деревенских домов.
У окна – стол с разложенными на нем всевозможными атрибутами ведьмы. Большая часть – декорации вроде засушенных лапок мышей, чучел лягушек, мензурок с непонятной темно-лиловой жидкостью и нескольких талмудов в черной кожаной обложке. По обе стороны от стола – две табуретки.
Сбоку – кушетка, довольно широкая, служившая мне заодно и кроватью. По углам комнаты – гербарий из высушенных трав. И небольшой шкафчик с химическими ингредиентами и разных цветов камнями. Под ногами – однотонная серая циновка.
Все. Ничего больше. Но и то, что было, обычно впечатляло крестьян по самое не могу. Вот и Зойка переступила порог комнаты и замерла соляным столбом.
– Садись, – кивнула я на табурет, обходя посетительницу и усаживаясь на табуретку с другой стороны стола. – Рассказывай, что за беда с тобой приключилась.
Зойка помялась, но все же уселась.
– Матушка ведьма, – начала она, и я мысленно хмыкнула: «Спасибо, хоть не бабушка», – мне бы зелье приворотное, да такое, чтобы он в меня сразу… того, – щеки Зойки стали красными, как помидор, – ну… навсегда…
– Зелье приворотное? – уточнила я. – А ты помнишь, что каждый из нас должен быть полностью властен над своими чувствами?
Зойка покраснела еще больше, теперь, наверное, еще и от страха, так как за использование приворотного зелья по головке ее ни односельчане, и нам кузнец по головке не погладят. И не со мной, ведьмой, пойдут разбираться, а Зойке дегтем ворота измажут.
– Помню, матушка ведьма, – тем временем пробормотала Зойка. – он любит меня, я знаю, мне бы только подтолкнуть его.
Идиотка. Да еще и безответно влюбленная.
Я потянулась к одной из мензурок, несколько секунд подержала ее в руках, затем протянула Зойке.
– Два каравая хлеба, три крынки молока, одна курица, ощипанная. Все положишь на ступеньки моего дома не позже этого вечера.
– Спасибо, матушка ведьма, – длинные женские пальцы жадно схватили мензурку, – спасибо, все принесу в срок. Спасибо…