Деревянная пастушка
Шрифт:
Ри, да и почти все эти мальчики и девочки впервые увидели то, что сотни раз представляли себе в воображении, — они увидели свальный грех, переплетение извивающихся друг на друге тел.
Путь домой старенький «додж» Рассела проделал с большим трудом. Клапан в моторе заедало, и сердце машины работало с перебоями: ясно было, что старику противопоказано спешить в гору. Вот как получилось, что Рассел и Ри вернулись домой позже остальных. Поездка казалась бесконечной, и Ри всю дорогу подташнивало. Когда Рассел попросил ее сбегать к Огастину и сказать ему, что «додж» не может завтра ехать в «Гостиницу Утренней Зари», она категорически
В ту ночь Ри никак не могла заснуть. Уже и днем-то ей было худо, а ночью стало хуже во сто крат: закрывала ли она глаза или нет, она видела в темноте переплетенные тела. Так вот, значит, чем занимаются «любовники» — только ведь это больше похоже на убийство, чем на любовь. Где же то божественное, магическое слияние души и тела, которое она рисовала себе в воображении? Вместо этого — хриплое дыхание, стоны… Да наверное, и больно до ужаса, и она, словно стремясь оградить себя, натянутая как тетива, обеими руками закрыла низ живота.
Значит, Джейнис все-таки ударила его! Нет, просто нельзя поверить, чтоб у Огастина могло возникнуть желание творить такое с нами, девочками, — ведь он же такой добрый и мягкий, ее Огастин! Правда, произошло это с Джейнис, не с ней, но что, если бы в один из тех дней, когда они вдвоем бродили по лесу — а ведь случалось это сотни раз! — он вдруг вздумал… Ночь шла, и груди у Ри постепенно наливались желанием, низ живота горел, и она вертелась на кровати и так и этак, жгутом скрутив простыню. А если бы он попытался, позволила бы она ему делать с ней все, что он захочет, не думая о боли, лишь бы он был доволен?
Заснула она почти на заре, и приснились ей окна, затянутые красным кружевом, и птицы.
23
Утро сложилось удачно для Огастина. Было воскресенье, и вскоре после завтрака в поселок прибыл старший брат Беллы, Эррол. Он приехал на сверкающем «штутце» модели «Биркэт», — во всю длину его желтого кузова тянулась тщательно отполированная медная выхлопная труба, точно флейта, прижатая к щеке; машина эта принадлежала второму вице-президенту (по реализации продукции) компании, где служил Эррол, но прибыл он на ней с согласия второго вице-президента (по реализации продукции) или без оного, никто не стал выяснять. Эррол гнал машину всю ночь, и потому ему надо было дать выспаться, а кроме того, все считали, что, чем меньше он будет знать о миссии, возлагаемой на его машину, тем для него же лучше, а то ведь мало ли что может случиться… Из самых лучших побуждений они ничего не сказали и Белле: к чему вносить раскол в отношения между братом и сестрой? Что же до Огастина, то ему было лишь сказано, что вот наконец нашлась машина, на которой он может ехать.
Огастин обрадовался: это, конечно, не «бентли», но все же… А когда сел за руль большого желтого «штутца» и, выведя его на вчерашнюю дорогу, промчался мимо развилки на озеро, то обрадовался еще больше. Проселки изобиловали колдобинами, крутыми поворотами под прямым углом, на них не было никакого покрытия, но вот он выехал на шоссе, содержащееся за счет штата, и почувствовал, что на своем коне быстро справится с порученным делом. Да и все так считали: Огастин мигом вернется, во всяком случае задолго до того, как проснется Эррол.
У Мики Малдуна, пузатого толстяка, опоясанного ремнем, который висел под его конусообразным животом, точно лепная гирлянда, приделанная архитектором к стене для украшения, был обычно такой вид, точно он спит: его единственный налитый кровью глаз всегда прикрывало тяжелое веко. Однако Мики если когда кого-то видел, то уж не забывал. Остановившийся перед дверью его заведения «штутц» был ему незнаком, тем не менее, когда Огастин зашел с заднего хода и попросил галлон виски, ему тут же его отпустили — после одного быстрого взгляда, — точно он просил не виски, а пакетик гороха. Вокруг не было ни души, когда Сэди (а она настояла на том, чтобы поехать. «На всякий случай, — сказала она. — Все-таки лучше, когда кто-то сидит рядом с шофером») укладывала на заднее сиденье под ковер две полугаллоновых бутылки спиртного.
Выведя машину на шоссе, Огастин двинулся домой на крейсерской скорости в семьдесят миль: дорога здесь была прямая, без крутых поворотов и почти пустая. Вообще «штутц» оказался очень быстроходной машиной: хотя обгонять особенно было некого, но всякий раз возникало впечатление, будто обгоняемая машина не движется, а стоит — даже «джордан» модели «Плейбой». Нет, в самом деле «Биркэт» летел как птица! Встревожился Огастин лишь однажды, когда на дороге появился «мерсер» модели «Рейсэбаут», но за рулем сидел такой же молодой человек, как он сам, который, кстати, не понятно, каким образом вел машину, ибо обеими руками обнимал сидевшую рядом девушку.
Сэди запела, вторя рокоту мотора, — есть женщины, которые начинают петь, как только заводишь мотор, — и, хотя, голос у нее был не звонкий, девичий, а грудное контральто, Огастин вспомнил, как вез Полли на своем «бентли» в Дорсет и как Полли тоненьким голоском вторила гулкому басу «бентли». Полли была простужена, и няня укутала ее в шарфы и пледы, так что она походила на горошину в стручке, но голосок у Полли звенел, как у жаворонка… Огастин досадливо покосился на Сэди, сидевшую рядом в брюках и распахнутой на груди рубашке, из-под которой виднелось ее несвежее белье, и распевавшую во все горло. Намалеванное помадой «сердечко» не совпадало с природной линией ее губ; шпильки вываливались из ее жирных волос, которые на такой скорости трепал ветер, и рогулька на ближайшем к Огастину ухе распустилась, так что волосы упали Сэди на плечо.
Огастин отвел от нее взгляд и посмотрел в зеркало. «Мерсер» исчез из виду, но в четверти мили от них Огастин обнаружил машину, которую они наверняка не обгоняли.
— Что это там, позади? — спросил он.
Сэди встала коленями на сиденье и, повернувшись, посмотрела назад, поверх скатанной крыши.
— Ого! — воскликнула она. — Это не обычная модель, по-моему, заказная! — И, чуть не захлебываясь словами, добавила: — Похоже, сверхмощный «дюзи»… — С каким почтением было это произнесено!
«Дюзенберг»! И кузов у него прочнее, да и вообще «Биркэту» нечего с ним тягаться, и все же, решил Огастин, он им покажет! Вот это будут гонки! И Огастин поставил себе цель: сохранить расстояние между ними до поворота на Нью-Блэндфорд… Возбужденный предстоящим состязанием, Огастин нажал на газ и затянул рождественский гимн. Игла спидометра поползла вверх — за семьдесят, скорость сближала виражи, и Огастину требовалось все его мастерство, чтобы выравнять автомобиль. Восторг зажег огонь в его крови: почти год, как он не сидел за рулем столь быстроходной машины… Но на таких же крыльях летели и неизвестные. Сэди по-прежнему стояла на коленях и глядела назад. По мере того как расстояние между машинами сокращалось, нос задней машины вырастал на глазах и обрисовывался все отчетливее; «заказной» это был «дюзи» или нет, только не частный — окна его больше походили на амбразуры для пулеметов, словом, только какой-нибудь гангстер высокого полета мог пользоваться такой машиной или… Пот прошиб Сэди так, что даже брови у нее вспотели, еще прежде, чем взвыла сирена, и она выкрикнула: