Деревянное царство (с рисунками О. Биантовской)

Почему

врал Петька Столбов? Почему не дрогнуло его беззастенчивое сердце и не отсох его беззастенчивый язык, когда рассказывал он своим одноклассникам роскошную историю знакомства со старым кавалеристом товарищем Орловым, который воевал с беляками, кулаками, басмачами и был весь изранен?

Ах! Какие прекрасные эпизоды из жизни отважного кавалериста рассказывал Столбов своим одноклассникам! Ах, как слушали они его! Как сияли глаза! Как полыхали уши! Тишина стояла в классе, будто на городской контрольной с инспектором. Сколько душ наполнилось благородной жалостью, когда Петька поведал о том, как пытали товарища Орлова во вражеском застенке, и сколько рук рванулось на помощь одинокому товарищу Орлову, и сколько ног побежало по адресу, который в порыве вдохновенного вранья выкрикнул Петька Столбов.

И каким негодованием загудел класс, когда выяснилось, что никакого товарища Орлова в природе не существует. Апо адресу, что дал Столбов, живут два весёлых студента! И они буквально падали от смеха, когда пионеры расспрашивали их о товарище Орлове.

«Почему он врёт беззастенчиво?» — так должно было называться пионерское обсуждение Петьки Столбова, назначенное на завтра.

Нога за ногу шёл врун Столбов. И со стороны могло показаться, что его мучают угрызения совести. Но Петька всегда шёл таким манером из школы. Просто ему никогда не надо было торопиться домой. Отец его — врач Столбов — всегда был на дежурстве, а мать — кандидат физико-математических наук Столбова — круглые сутки проводила в своём институте эксперименты, которые, лет через сто, осчастливят человечество. И от рождения принуждён был Петька проводить свои дни в одиночестве. Страдал ли он от этого? Нет, не страдал!

И даже был рад, что родители не мешают ему заниматься любимым делом. А любимым делом Петьки было читать книжки и выдумывать разные истории.

Петька читал всё подряд с трёх лет. И если бы возможно было вывернуть его кудлатую голову наизнанку и высыпать из неё всё, чем она набита, то получилась бы гора самых разнообразных сведений и знаний, которые друг к другу не имели никакого отношения.

Петька знал всё про вооружение буров и четырнадцать способов прожить в лесу без продуктов. Он мог пересказать день за днем все козни кардинала Ришелье и нарисовать схему мотоциклетного мотора.

Вот только зачем ему всё это — Петька не знал. Информация распирала его, искала выхода, и тогда рождались замечательные истории и герои, ироде товарища Орлова. И уж тут заслушивались не только одноклассники, но и взрослые. Однажды Петька два часа морочил голову совету ветеранов своего микрорайона. Старушкам из скверика напротив он сочинил такую легенду, что приезжала милиция разбираться! И капитан милиции Никифоров М. М. долго похлопывал себя по бритому затылку и многоскладчатой шее, поражаясь достоверности, точности вранья и тому вдохновению, с каким оно пущено в свет.

— Жюль Верн! — сказал он, дал Петьке щелчка — и укатил на мотоцикле. Он был мудрый человек и умел различать враньё для корысти и враньё для интереса.

Но Петькины одноклассники этого не умоли. Правда, некоторые из них ценили Петьку за этот особый талант. И в минуты грусти просили: «Столбов, соври что-нибудь!» Однако теперь их решение было единодушным: осудить вруна!

— Это же надо! — кричал Васька Мослов. — Я бы никогда в жизни такое не выдумал!

— А ты вообще дурак! — сказал Панама — Пономарёв. И хотя с Панамой все согласились, никто на Петькину защиту не встал.

А врал Петька Столбов потому, что ненавидел будничность: будильник, манная каша, дорога в школу, «АБСД равняется». «Волга впадает», «Александр Сергеевич Пушкин раскрыл характер…». «Проведите перпендикуляр», «Новгородское вече было…». Дорога домой борщ, две котлеты, компот — и опять «АБСДЮ Волга, вече», только это уже приготовление домашнего задания. Нет. Нe дано ему было увлечься учебниками, тем более, что он прочитывал их в начале года и всё остальное время скучал и мучился на уроках. И от этого беспрестанно болтал, а следовательно, получал замечания с занесением в дневник и даже стоял столбом, наглядно иллюстрируя свою фамилию.

И по дороге домой он думал о том, как через неделю начнутся зимние каникулы. И как поедут они с отцом в отпуск вдвоём. Мама в Москве на симпозиуме и вернётся через месяц. Но они с отцом не будут скучать в этом месяце, потому что большую часть его проведут на Кавказе, катаясь с гор и покоряя вершины.

Веером снежная пыль! Свист ветра! Сияние вершин! Но между этим видением стоял завтрашний сбор, на который приглашались и Петькины родители (в данной ситуации один отец), что положения не улучшало.

Спасти Петьку могло только чудо или стихийное бедствие. Например, все заснут и всё забудут! Или Земля крутанётся побыстрей — и сразу наступят каникулы, до которых была ещё неделя. Чуда жаждала Петькина душа. Чуда!

И чудо произошло, но Петька ему не обрадовался.

Прозвенел звонок. Вошла толстая почтальонша. Рухнули в прихожей лыжи. И рухнул отцовский отпуск.

— Вот так! — сказал отец, тяжело опускаясь на стул. И не успел Петька обрадоваться, что не сможет отец завтра явиться на сбор, как тут же понял, что не будет ни высоких гор, ни стремительных спусков, ни снежных лавин в ущельях.

— Война? — прошептал он.

— Типун тебе на язык! — горячо пожелала почтальонша. — Вот телевизор, проклятый, — сказала она, словно извиняясь перед отцом за свой приход. — Насмотрятся — всё войну поминают. Не война, а сборы — тридцать суток.

— А как же отпуск? — похолодел Петька.

— А вот так! — сказал отец.

— Тётенька! — попросил Петька. — А вы скажите, что нас не было дома.

— Пётр! — оборвал отец.

— А что? Вполне может быть! Она пришла, а нас нету! Мы уже уехали, — забормотал Петька, пытаясь убить сразу двух зайцев: и отпуск сохранить, и отца в школу не пустить. — Возьмём да и уедем сейчас!