Держать в плену
Шрифт:
Я провожу руками по волосам, дергая за кончики в полном отчаянии. Именно по этой причине мне нужно сохранять дистанцию. Она уже пробралась мне под кожу, и я не могу позволить этому случиться. Не сейчас. Никогда.
— С ней все будет в порядке. Потеря крови не слишком большая, — уверяет доктор. — Хотя у нее будет много шрамов.
И его слова внезапно доводят меня до крайности.
— Никаких шрамов, — требую я низким и глубоким тоном, похожим на сердитое рычание. Мой собственный голос звучит чужеродно, как у какого-то дикого животного.
— Que? (с
— Я не хочу, чтобы на ней остался хоть один шрам. Сделай все возможное, чтобы разрезы были как можно меньше и аккуратнее. Позаботься о ее ранах, чтобы они не превратились в шрамы.
— Некоторые из них такие глубокие. Я не знаю, возможно ли это, мистер Наварро, — говорит он, и я слышу беспокойство в его голосе.
— Тверже руки, док. НИ. КАКИХ. ШРАМОВ, — говорю я, четко выговаривая каждое слово. — Если ты облажаешься, у тебя не останется рук, — предупреждаю его. — Lo entiendes? (с испан. Ты понимаешь?)
Он кивает в знак согласия.
Я слежу за каждым движением, за каждым надрезом, который он делает, и рад, что Ария без сознания.
Но что произойдет, когда она проснется? Возненавидит ли она меня за то, что с ней сделали?
Да, я полагаю, она возненавидит меня. Возможно, она никогда не перестанет ненавидеть меня до конца своей жизни.
Качая головой, я решаю, что мне все равно. Я приму ее ненависть и любые другие эмоции, которые она захочет испытывать по отношению ко мне. Я возьму их всех и впитаю в себя, формируя из себя новое существо, как делал почти всю свою жизнь. Сколько себя помню, я был хамелеоном, всегда приспосабливался, всегда менялся. В этом мире никогда нельзя долго сидеть на месте. Кто-то всегда хочет оторвать голову змее. Кто-то всегда хочет то, что у тебя есть, то, чем ты дорожишь больше всего.
Глубоко вздыхая, бросаю последний долгий взгляд на Арию, прежде чем заставляю себя выйти из комнаты.
Я не могу привязаться к ней. Это слишком опасно. Для нас обоих.
Глава 13
Ария
Следующие несколько дней проходят как в тумане. Я едва соображаю или бодрствую дольше нескольких минут. Боль, когда просыпаюсь, невыносима и каждый раз, когда я открываю глаза, человек, ответственный за эту боль, находится рядом. Всегда ждет. Всегда наблюдает. Никогда не покидает меня.
Как только я просыпаюсь, застонав от боли, он тут же засовывает мне в рот таблетку и заставляет проглотить какой-то бульон. Таблетка противная, но бульон приятный на вкус, совсем как куриный суп, который моя мама давала мне в детстве, когда я болела. У меня появляется некое подобие умиротворения от этих воспоминаний. Я пытаюсь поговорить
В следующий раз, когда я просыпаюсь в полусознательном состоянии, боль ощущается как тупая, пульсирующая. И поэтому я отказываюсь от таблетки, которую он пытается положить мне в рот.
— Нет, — ворчу я, отталкивая его руку.
— Сильно болит? — спрашивает он.
Мои глаза открываются и превращаются в щелочки, когда я смотрю на него. Он сидит на краю кровати в своем черном дизайнерском костюме и ведет себя так, будто ему на меня не наплевать, хотя на самом деле он несет ответственность за все это. Вся боль, которую я испытываю, — из-за него.
— Сильно болит, Ария? — Спрашивает он, на этот раз более настойчиво.
— Не так уж сильно, — признаюсь я.
— Хорошо, хорошо, — говорит он, кивая, прежде чем встать. — Если тебе нужно что-нибудь от боли, — начинает он, но я не даю ему закончить.
— Я ненавижу тебя, — шепчу я.
Как только слова слетают с моих губ, то почти жалею, что не могу взять их обратно. Волна ужаса пробегает по моим венам, и я поднимаю на него глаза, опасаясь его реакции.
— Я знаю, — просто говорит он, кивая.
Он знает?
Думаю, я не совсем скрывала свое презрение к нему. Уверена, что это было написано у меня на лице. Мне всегда говорили, что мое непроницаемое лицо не слишком привлекательно. Что ж, поскольку я уже испытываю свою удачу, решаю пойти еще дальше.
— Я… я хочу позвонить своей семье, — требую я.
Это меньшее, что он может сделать, учитывая, через что я только что прошла. Когда вижу, что он колеблется, то быстро придумываю ложь и говорю ему: — Моя мама… она больна. Мне нужно убедиться, что с ней все в порядке.
Взгляд Матео впивается в мой, выискивая обман. Я сохраняю невозмутимое выражение лица, надеясь, что он не видит меня насквозь.
— Хорошо, — говорит он после мучительно долгого молчания.
— Хорошо? — Говорю я, не веря своим ушам.
Огромное чувство облегчения и надежды расцветает в моей груди. Я знаю, что у моего брата в телефоне есть технология, которая может отслеживать звонок и определять мое местонахождение. Если я позвоню, возможно, они смогут вытащить меня отсюда.
— Спасибо.
Он встает и выходит из комнаты только для того, чтобы вернуться через несколько минут с телефоном, похожим на старую портативную рацию.
— Это спутниковый телефон, — объясняет он. Я прикусываю нижнюю губу, внутренне задаваясь вопросом, означает ли это, что его нельзя отследить.
Что ж, думаю, у меня нет другого выбора, кроме как попытаться выяснить. Не похоже, что он собирается предложить мне свой личный мобильный телефон, который, я уверена, заблокирован кодом, на разгадку которого у меня все равно ушел бы миллион попыток.