Держать в плену
Шрифт:
Через несколько секунд слышу шаги моих людей, бегущих вверх по лестнице в сторону моей комнаты. Ария паникует и начинает оглядываться в поисках, как я предполагаю, быстрого и легкого выхода. Но выхода нет. У меня даже в комнате нет окон именно по этой причине — кто бы не пытался причинить мне боль или убить, не мог сбежать.
Игнасио входит в комнату первым. Он бросает один взгляд на мою рану, а затем объявляет по-испански мужчинам, идущим за ним, чтобы схватить девушку.
Ария кричит и борется, когда они окружают ее и уводят из комнаты. Я слышу, как она выкрикивает мое
Глава 11
Ария
Моя ситуация только что стала хуже. Намного хуже. Я была заперта в какой-то средневековой камере подвала в течение нескольких дней. Я могла следить за временем только потому, что меня кормили два раза в день. Утром небольшой завтрак, состоящий из тостов и фруктов, а вечером ужин, который в основном такой же, как первый прием пищи, но с дополнительным куском хлеба. Они меня почти не кормят. Дают еды ровно столько, что позволяет мне жить. И от этого страх еще глубже проникает в мои кости.
На третью ночь заточения Матео, наконец, приходит навестить меня. Я наблюдаю за ним с пристальным вниманием, когда он спокойно садится на табурет возле моей камеры.
— Итак, ты жив, — говорю с сарказмом.
Он смотрит на меня с раздраженным выражением лица, и я захлопываю рот, мгновенно сожалея о своих словах. Боже, я не могу контролировать свой рот даже в подобной ситуации, когда единственным возможным исходом на данный момент, вероятно, является смерть. Но я ждала его несколько дней. Он мой единственный спасательный круг здесь, нравится мне это или нет, а он даже не удосужился прийти навестить меня.
Темные глаза Матео оценивают мою внешность, и его губы кривятся от отвращения. Я уверена, что выгляжу ужасно, учитывая, что все еще покрыта его кровью, и воняю так, будто не мылась почти неделю.
На нем костюм-тройка, поэтому не могу видеть, какая у него рана. Не то чтобы меня это волновало. Я ударила его осколком не просто так. В тот момент я думала убить его, но только потому, что хотела спасти себя и свою невинность. Я никогда раньше никому не причиняла вреда, и это вызывает у меня очень противоречивые чувства. Я почти сожалею о том, что сделала. Но сейчас не время копаться в своей голове. Мне нужно убираться отсюда к чертовой матери, и он единственный, у кого есть ключ к моей свободе.
— У меня к тебе вопрос, Ария, — начинает он, и я ненавижу то, как звучит мое имя из его уст.
Я нашла бы это сексуальным при любых других обстоятельствах. Но это отвлекает, нервирует в таком месте, как это.
— Что именно ты собиралась делать после того, как убила меня? — Он размышляет с ухмылкой на лице, которая меня раздражает.
— Я не думала так далеко наперед, — признаюсь шепотом.
Он мрачно усмехается.
— Ты не думала так далеко наперед, — повторяет он, недоверчиво качая головой.
— Мне очень жаль! — Выпаливаю я.
Я
— Тебе жаль? — Он усмехается, наклоняясь вперед и упираясь локтями в колени.
— Я была напугана. Думала, ты собираешься изнасиловать меня, — признаюсь я.
Он вздрагивает от моего обвинения.
— Я уже говорил, что не насилую женщин. Тебе следовало послушать меня в первый раз.
— Ты мог бы быть просто насильником и лжецом! — Раздраженно восклицаю я.
Он встает со своего места прежде, чем успеваю моргнуть. Обхватывает прутья решетки своими большими руками, костяшки пальцев белеют от напряжения. Его глаза выглядят злыми, когда он угрожает: — Снова соедини меня и слово насильник в одном предложении и посмотри, что с тобой будет.
— Я тебя совсем не знаю. Я просто пытаюсь заставить тебя взглянуть на это с моей точки зрения, — объясняю я, мой голос чуть громче шепота. — Ты купил меня на аукционе, где женщин продавали по самой высокой цене, как ценный скот! Что я должна думать?
Выражение его лица меняется, но затем он снова быстро возводит все эти бронированные стены и в одно мгновение вычеркивает меня из своих мыслей.
— Если бы мне нужна была киска, я мог бы получить ее в любую секунду, в любую минуту, в любой час любого дня. Мне могут отсосать, трахнуть или сделать все, что я захочу, в любое время, когда я захочу. Ты понимаешь? — Спрашивает он сквозь стиснутые зубы.
Я решительно киваю.
Он отпускает решетку и возвращается на свое место. Через несколько секунд я наблюдаю, как он вытаскивает монету из кармана и начинает методично водить ею по большим костяшкам пальцев. Движение почти завораживает, но тишина начинает сводить меня с ума. Это почти оглушает, поскольку ни один из нас не произносит ни слова в течение нескольких долгих минут, он просто продолжает подбрасывать свою дурацкую монетку. И когда я больше не могу выносить напряжение или тишину, говорю ему: — Я извинилась. Я больше ничего не могу сделать. Я думаю, мое наказание должно закончиться.
— Твое наказание? Ты думаешь, это твое наказание? — Он усмехается. — О нет, carino (с испан. дорогая). Это, — говорит он, указывая на мою камеру, — как раз то место, где тебя держат, пока не начнется твое истинное наказание.
Страх и паника угрожают захлестнуть меня.
— Пожалуйста. Пожалуйста, просто отпусти меня, — умоляю я.
— Если бы я был лучшим человеком, Ария, то бы отпустил тебя. Но, к несчастью для тебя, я не такой. — Он на мгновение замолкает. — Видишь ли, моим людям нужно какое-то возмездие за то, что произошло. Если я освобожу тебя, они сочтут меня слабым. И я просто не могу этого допустить, — объясняет он с напряженным выражением лица, прежде чем оглядеться вокруг, погруженный в свои мысли.