Держава том 1
Шрифт:
Мужья были намного старше.
Хотя квартира брата находилась всего в двух кварталах, домой их не отпустили и оставили ночевать. Благо, места хватало.
Наконец Максим остался наедине с женой. Голова чуть кружилась от выпитого.
У Ирины Аркадьевны голова кружилась много сильнее – она-то не служила в свите императора. Снимая платье, захватила и оборвала нитку бус, рассыпав жемчуг по полу. Рассмеявшись, погасила свет, оставив лишь настольную лампу.
Максим сбросил китель и подошёл к жене.
– Я
В спешке приезда забыли занавесить окно и круглая жёлтая луна, словно прожектор лучом, освещала женское тело, придавая ему какой-то колдовской оттенок.
Женская фигура казалась нереальной, полной тайны, мистики и любви.
Хмель выходил и Ирина Аркадьевна застеснялась глядеть на высокого, полураздетого, стройного мужчину и, сидя на постели, стыдливо опустила голову, положив руки на колени и прижав локти к бокам, стремясь прикрыть крепкую свою, высокую грудь.., но этим только выставила её на показ и напомнила Максиму древнюю статуэтку из слоновой кости, которую видел в музее.
От женской фигуры веяла тонкая аура страсти и стыда, порока и скромности.
Он любовался своей женой как великим произведением искусства, как опытный ценитель и знаток любуется Джокондой Рафаэля.
Ночь была волшебна. Несмотря на позднее время, где-то играл рояль, и казалось, что он играет высоко над ними, даже над землёй. Звуки изнывали от тоски, от любви, от страсти…
– Это ангелы нам играют, – шёпотом, едва касаясь губами её уха, произнёс Максим.
Лёгкий стон слился с волной тихой музыки и долго… долго-долго звучала эта библейская песнь любви…
Поздним утром, в коляске с поднятым кожаным верхом, вдвоём с женой, поехали в собор Петропавловской крепости, отдать последнюю дань уважения умершему императору, тело которого было выставлено в гробу для прощания.
В соборе горели свечи, слышался приглушённый женский плач, тоскливый распев молитв.
По очереди подходили к монарху и целовали икону, вложенную в руки, многочисленные короли и принцы, прибывшие со всех концов Европы в русскую столицу.
Последней, как и тогда, на вокзале, держась за руку Николая, плавно крестясь, медленно шествовала Александра Фёдоровна, и Рубанов увидел, что среди горя и слёз, чёрных священников и траурных лент, она старательно прячет в глазах женское своё счастье.
Он глянул на свою жену и в отблеске свечей, в затуманенной от слёз глубине зрачков, увидел ту же любовь, которую немыслимо сейчас показать, но которая существует и только ждёт, чтобы её вызвали из бездонной пропасти глаз, из глубин хрупкой женской души…
Смерть не страшна, коли существует любовь.
Жизнь всегда победит Смерть!
В ноябре, в церкви Спаса Нерукотворного Образа в Зимнем дворце, состоялась брачная церемония.
«Я устала от этих контрастов», – нервно вздыхала Алиса, стоя перед зеркалом в Зимнем дворце.
Она поднимала то одну руку, то другую, помогая сестре Николая, Ксении, своей сестре Элле и великой княгине Марии
Непрерывно делая друг дружке нарекания, и язвя по-французски, они одели невесту в белое свадебное платье, накинув затем мантию.
Мария Федоровна помогала им советами, в свадебных хлопотах забыв на время об утрате. К тому же сегодня был день её рождения.
«Я устала от русских традиций», – приняла от свекрови сверкающую бриллиантами брачную корону и осторожно водрузила на голову.
Женщины бросились ей помогать и чуть не сбили корону на пол.
«Ну почему, почему не опытные камеристки или даже горничные должны одевать меня, а именно дамы царской фамилии», – раздражённо думала она.
Наконец одевание, с горем пополам закончилось, и усталую невесту повели длинными галереями дворца в церковь, где с радостью и облегчением увидела одетого в гусарскую форму своего суженого.
– Ники! У меня ужасно болит голова, – прошептала она, держа в руке зажженную свечу. Я не думала, что выходить замуж так трудно.
На улице, когда ехали в Аничков дворец, ей стало легче и настроение заметно улучшилось.
«Наконец-то я еду первая!» – с удовольствием разглядывала чего-то орущую толпу по краям улицы.
– Любовь моя, твои подданные рукоплещут и приветствуют тебя, – чмокнул её в щёку, приподняв вуаль, довольный Николай.
Вечером, оставшись наедине с мужем, она растерялась.
– Подожди, подожди, милый Ники, – в шутку отбивалась она кулачками, – я сама расстегну эти пуговицы, а ты, чтобы меня не смущать, лучше принеси свой дневник.
– Дневник?! – опешил Николай. – А может, заменим его шампанским.
– Да, да, любимый, неси дневник и шампанское, одно другому не помешает.
«Наконец-то вместе, на всю жизнь, и, когда кончится эта жизнь, мы встретимся снова в другом мире и останемся вместе навечно. Твоя, Твоя!» – написала она.
Радость душила их. Они целовались и пили шампанское, пили шампанское и целовались…
И ангелы пели им гимн любви…
На следующее утро она записала в лежащем на столике и раскрытом всю ночь дневнике, придавленном пустой бутылкой из-под шампанского:
«Я люблю тебя! В этих трёх словах вся моя жизнь!»
И трагедия! В том, что кроме дневника и мужа, она никому не могла доверить свои чувства и мысли.
____________________________________
В конце ноября, в просторной десятикомнатной квартире Георгия Акимовича, две семьи отмечали сорокачетырёхлетие хозяина дома.
Рубанов-старший не любил друзей своего брата, поэтому профессорский состав Георгий пригласил на следующий день.
– Как там мой племянник? – после поцелуев и поздравлений с уже возникшей любовью к маленькому тёзке, поинтересовался у брата, и всей толпой пошли в детскую, где кормилица пышной грудью кормила дитя.