Держава (том второй)
Шрифт:
Отец, теперь я понял, почему вернувшийся с войны князь Андрей Ширинский—Шахматов опубликовал в «Новом времени» статью «Дома–ли я?» — не поленился сходить за газетой Аким и зачитал: «Часть нашего общества заболела тяжёлым недугом сомнения… Тот ли это народ, который всего несколько месяцев назад поднялся как один человек?.. ТАМ не сомневаются», — написал он про армию…
«Специально пешком погуляю по городу, решил Аким, — и погляжу, чем народ дышит… Неужели Гришка Зерендорф напрасно погиб?» — откашлявшись, ушёл
— Видите, сударь, своей политикой сына расстроили, — упрекнула мужа Ирина Аркадьевна, допив бокал.
— А я его завтра в Гатчину свожу. Пусть поглядит, где его отец вскоре с царём охотиться будут. Вчера ещё в канцелярии Императорской охоты пропуск ему заказал.
— Сударик мой, — нежно улыбнулась мужу, — сводите уж лучше в зоологический парк. Ведь слона в Гатчине нет.
— Зато там имеются привезённые из Беловежской пущи зубры. Полюбопытствуем на медведей, что живут в специально огороженном «медвежатнике», на оленей, волков, лисиц… Какая там псарня, у–у–у! А птицы сколько. Фазаны, куропатки… Специально выводят…
— Да дарили вы мне, вместо бриллиантов, открытку с видом на птичник в парке «Зверинец», — рассмеялась она.
— Чего смешного? «Фазанник» — это образец для других птицеводческих хозяйств. Количество дичи, несмотря на охоту, не уменьшается. Туда даже из Финляндии кошки добираются, чтоб птицами полакомиться…
— Ага! И собаки из Поволжья на экскурсию к местным псам бегут, — развеселилась Ирина Аркадьевна. — В прошлом году ты принёс Отчёт об Императорской охоте. Так больше всего кошки с собаками пострадали.
— Эту живность егеря отстреливают, — улыбнулся Максим Акимович, — а всё, что убито на территории фазанника или Заячьего ремиза, заносится в Отчёт… По словам обер–егермейстера Димки Голицына, егеря совсем обнаглели и раз в десять привирают насчёт домашней живности, дабы свою работу показать, — поощрительно пожал плечами. — Молодцы, что скажешь. Мои полковники также поступают…
— Они тоже кошек отстреливают? — всё не могла успокоиться Ирина Аркадьевна. — Просветите меня, господин Рубанов, если уж зашёл столь занятный разговор, что такое «ремиз».
— О–о–о! Это великая охотничья тайна, — хмыкнул супруг. — Ведь прекрасно знаешь, что в переводе с французского «ремиз» означает место или кустарник, в котором скрывается дичь…
— А кошачьего ремиза нет, только заячий? — веселилась супруга, радуясь, что старший сын дома, при ней, что муж её любит, а у младшенького, тьфу–тьфу, нет даже царапины.
____________________________________________
Во второй половине ноября Максим Акимович, тепло одетый и с ружьём за плечами, прибыл в Царское Село.
В 12 пополудни, помолясь покровителю охотников и рыбаков святому Трифону, небольшая компания охотников
Чтоб не тратить зря время приближённые и сам император, не чинясь, тянули жребий, разыгрывая «номера» будущей охоты на лосей.
Максиму Акимовичу выпавший номер не понравился. К тому же он не был страстным охотником.
«Лучше бы в фазанник отправились охотиться. Какого–нибудь тетерева я бы точно завалил», — начал мыслить охотничьим категориями.
— Прав был писатель Тургенев, — щёлкнул пальцами обер–егермейстер, подозвав егеря, ловко расставившего на столике маленькие серебряные стаканчики, и наполнив их из водочной бутылки. — Коньяк на охоте — нонсенс, — поднял рюмку Голицын.
— Так что сказал Тургенев? — с прищуром от светившего в окошко солнца поинтересовался государь, подняв стаканчик.
— Ах да, ваше величество: «Охоту, по справедливости, должно почесть одним из главнейших занятий человека», — процитировал на память Голицын.
— Умный был писатель, — согласно кивнул головой Николай, аккуратно выпив и не закусив. — Ещё витязи древних киевских князей на заповедных лугах стреляли белых лебедей и серых уток. А мой предок Алексей Михайлович отдавал предпочтение соколиной охоте. Батюшка с дедом были поклонниками зверовых охот на медведей, лосей, зубров… Вот, в память о них и поохотимся ныне на лосей…
— Только в старину, ваше величество, Царская охота сопровождалась торжественным церемониалом, — произнёс Голицын.
— Не люблю я эти церемонии, — глянул в окошко государь. — Назубок помню описание одного из таких царских выездов в село Покровское в 1651 году, когда в Москве находились польско–литовские послы, — улыбнулся Николай. — Перед процессией двигался так называемый «постельный возок» в сопровождении постельничего и трёхсот «младших» дворян. За ними следовали триста конных стрельцов. За стрельцами — пятьсот рейтар. Далее вели сорок заводных лошадей. За ними шли запасные каретные лошади, а уж потом ехал в карете мой предок и сопровождавшие его бояре, стольники, стряпчие, дворяне… Ну разве это охота? — спросил и тут же ответил. — Это охотничий парад… К нашему переезду приближаемся, — вновь выглянул в окошко. — На выход, господа.
— Охота в те времена составляла особую статью дипломатического этикета, ваше величество, — следовал за царём обер–егермейстер. — А что сейчас за служба? Взять мою Охотничью часть в Гатчине. В Егерской слободе в Охотничьей команде девятнадцать человек егерей, десять стремянных, двое доезжачих, восемь выжлятников, пятнадцать тенетников, тринадцать конюшенных. Наварщиков — всего один человек остался. Корытничих двое. Кучеров два человека и два лесника. В качестве загонщиков — крестьяне из соседних деревень.