Держи меня за руку
Шрифт:
– Как твоя мама?
– Нормально. Когда умер папа, я перевезла ее к себе в Мемфис. Теперь они с тетей Роз могут бывать друг у друга чаще.
– Моя мать живет тут неподалеку со своим старым хрычом.
Из редких разговоров с Алишей за последние годы я знаю, что ее родители развелись и мать, после двадцати лет связи на стороне, вышла замуж за пастора.
– Ты так и не простила их?
Алиса поджимает губы.
– Я простила, но не забыла. Папа оказался куда милосерднее. У него новая жена, учительница на пенсии. Они живут во Флориде.
– Рада за него.
– Как дела у Энн?
– Недавно окончила колледж. Изучала антропологию. Сама знаешь, какая сейчас молодежь. Выбирают специальность не из практических соображений, а просто из любопытства.
Алиша заливается смехом, громко и от души.
– Я сказала мальчикам, пусть изучают все что захочется, лишь бы потом вернулись работать в папину мастерскую.
– Как они, твои сыновья? – спрашиваю я, держа при себе мысль, что это ужасный подход к воспитанию. Помню, как сама сомневалась насчет карьеры в медицине, в основном из-за папиного давления. Я стараюсь сосредоточиться на беседе. Осуждать Алишу всегда было легче легкого.
– Нормально. Один из них как раз сейчас должен подъехать. Привезет нам жареного сома из ресторана, которым управляет его жена. Я подумала, что ты в дороге проголодаешься. Ты уже ела?
– Нет, но, Алиша, кто ест на завтрак сома?
– А что такого? Жареная рыба и кукурузная каша – прекрасный способ начать день.
– Ну ты даешь…
– Ох, начинается. Дамы и господа, минута внимания. К нам пожаловала доктор Таунсенд.
Мы смеемся, и лед между нами тает. Сын Алиши привозит еду, но в дом не заходит, и я только рада, что мы предоставлены сами себе. Накрываю стол в кухне.
– Ладно, подруга, рыба что надо, – признаю я, попробовав. И правда вкусно.
– А я говорила.
Когда мы заканчиваем есть, Алиша откидывается на спинку стула и вытирает губы салфеткой. Помада размазывается по подбородку. Я больше не крашусь, так что мне не нужно о таком беспокоиться. Приходится следить лишь за питанием.
– Индия вчера вернулась домой из больницы, – резко меняет тему Алиша.
– Какой у нее диагноз?
– Рак.
– Рак, – тихо повторяю я. – Насколько все плохо?
– Не знаю. Она лечится.
Пытаюсь заглушить чувство вины. Слишком уж много лет я ждала.
– Все хотела спросить тебя, Сивил. Думаешь, болезнь может быть вызвана «Депо»? – Алиша понижает голос, будто рассказывает секрет.
Я качаю головой:
– После двух уколов вряд ли. Во всяком случае, мне так кажется.
Алиша встает и начинает складывать посуду в раковину. Я открываю посудомойку, она включает кран. Она споласкивает, я загружаю. Когда дело сделано, Алиша заваривает нам кофе. Мы устраиваемся на диване в гостиной и пьем из огромных чашек. На Алишиной надпись, восхваляющая историю чернокожих. Моя без рисунка.
– Почему ты пропала, Сивил?
– Поступила в медицинскую школу. – Прозвучало так, будто я обороняюсь, но это получилось инстинктивно.
– И что, в Мехарри телефонов нет?
– Не надо, Алиша. Ты знаешь, как много сил это забирает.
– Ты сделала именно то, что клялась никогда не делать.
Что, интересно? Решила сберечь рассудок? Не наломать еще больше дров?
– Ты пробовала связаться с их зеленоглазым папашей? Я знаю, ты к нему неровно дышала.
Разумеется, я не пыталась связаться с Мэйсом. И Алише это явно известно. Она хочет меня немного помучить, и я, в общем-то, заслужила. Не могу объяснить, почему отгородилась от Монтгомери. Как рассказать все, не показавшись эгоистичной? Мне стыдно, что я оборвала нашу дружбу, но если бы я могла повернуть время вспять, то все равно поступила бы так же.
– Прости, что я пропала, Алиша, что оказалась плохой подругой.
– Вот только не надо марафона извинений, – отмахивается она и вдруг подается вперед: – Погоди, так вот зачем тебе эта поездка? Устраиваешь марафон извинений?
– Нет, конечно.
– Милая, если ты затеяла все это, надеясь залатать рану, то десять раз извиниться – не выход.
– Не понимаю, о чем ты.
– Все ты понимаешь. Каких ответов ты ищешь, Сивил? Какие вопросы тебя мучают?
– Говоришь прямо как тетя Роз.
Она молчит, лицо спокойное, невозмутимое. Я вдруг ясно вижу, что передо мной другая, повзрослевшая Алиша. Силы между нами распределены иначе, чем прежде. Я недооценила значение сорока прошедших лет.
– Завидую тебе. Твоему дому. Жизни, которую ты построила. Думаю, все эти годы в профессии я пыталась искупить тогдашнюю ошибку.
– Сивил, почему ты взяла ответственность на себя?
– Сама знаешь.
– Тебе скоро семьдесят, черт побери. Пора уже перестать носить этот груз.
– По-твоему, то, что случилось с девочками, это «груз»?
– Все нашли способ жить дальше. А ты почему не можешь?
– Не могу, вот и все.
– Почему?
– Потому что постоянно спрашиваю себя, сделала ли я все возможное? И я, и мы все? Правильно ли мы поступили?
Алиша скрещивает руки и откидывается на спинку дивана.
– Сивил Таунсенд, ты врач. И, судя по тому, что пишут в интернете, хороший. Значит, прекрасно должна понимать, куда приводят такие вопросы.
– Ты не ответила.
Она смотрит на меня. Мне хочется предложить ей поехать со мной, потому что она понимает все лучше, чем кто-либо. Но я молчу.
13
Разузнав больше о событиях в Таскиги и прочитав материалы, собранные мисс Поуп, я начала еще сильнее тревожиться, не иду ли опасным путем, похожим на тот, каким шла тогда Юнис Риверс. Необходимо убедиться, что у нас все иначе. Знала ли миссис Сигер о возможном вреде препарата и прописывали ли его другим совсем юным девушкам? Фиксировали ли в клинике, как пациентки реагируют на «Депо»? Мне был известен только один способ отыскать ответы – просмотреть медицинские карты. Я попыталась вызваться в понедельник подготовить клинику к закрытию, но миссис Сигер уже назначила на дежурство двух других медсестер. Оставалось только пойти на разведку в рабочее время.