Держи меня за руку
Шрифт:
– И верила все сорок лет, мисс Поуп? – изумленно спросила я.
Лампы погасли, но никто не пошевелился. Свет теперь горел только над библиотечной стойкой, и мы глядели друг на друга в полумраке. Тай сидел неподвижно, положив руки на стол. Алиша будто за миг постарела.
– После войны уже использовали пенициллин, – продолжила я. – Почему они не применили его в лечении?
– Прочитай статьи. – Мисс Поуп постучала пальцем по стопке газет и подалась вперед. – Они хотели увидеть, что будет, если дать болезни развиться.
Повисла тишина. Сказать друг другу нам было нечего. Меня накрыла какая-то невообразимая тяжесть, глаза застлала серая пелена.
– Теперь вы знаете, что белые думают о наших телах, – шепотом сказала мисс Поуп. – Мол, болевой порог выше. Судя по документам, которые я собрала, кто-то даже считал, что
Не знаю, о чем думали Алиша и Тай, я – о семьях тех пациентов. О женах. Детях. Про эксперимент стало известно лишь прошлым летом, и хотя в черных семьях в Монтгомери эта тема регулярно возникала за ужином, почти никто из нашего круга не знал жертв лично. Летом 1972 года, когда историю предали огласке, я уже выпустилась и уехала из Таскиги. Не было шанса осмыслить, какое значение эти события имеют для нашего маленького университетского сообщества.
Мной все больше овладевала мысль, которая казалась невыносимой. Что, если, назначая «Депо», правительство проводит аналогичный эксперимент над черными женщинами?
– Вы тогда здесь уже работали, – сказала я. – Не сочтите за грубость, мисс Поуп, но как вы могли не заметить?
Мисс Поуп раскрыла одну из верхних папок.
– Милая, я задаю себе тот же вопрос. Как это могло происходить у меня под носом? Узнав об эксперименте, я начала собирать информацию – все, что только могла найти. Начните отсюда. Это самиздатская рассылка, которая пару лет назад распространялась в Вашингтоне. Билл Дженкинс, чернокожий специалист по биостатистике, узнал о происходящем и забил тревогу. Знаете, почему никто не прислушался?
– Почему? – прошептала я.
– Если обычные люди ни о чем не подозревали, то в медицинских кругах тайны не было. Можно сказать, правительство работало в открытую. Печатали, например, статьи в медицинских журналах. То ли никто не усматривал в этом проблемы, то ли всем просто плевать на нищих цветных в Алабаме.
– Или многим казалось, что цель у эксперимента благая, – добавила я.
Алиша приложила кулак к виску. Тай сидел тихо, в тени, и его лица я не видела.
Мисс Поуп подтолкнула к нам стопку документов.
– Сидите сколько хотите. Я никуда не спешу.
12
В истории движения было много событий, мысли о которых терзают меня по сей день, и одно из них – убийство Медгара Эверса [20] . Каждый раз, оказываясь в Джексоне, я представляю, как его окровавленное тело лежит на пороге дома, а его жена и дети в ужасе прижимаются друг к другу на полу в ванной. Помню, как, увидев Эверса по телевизору, я восхитилась его харизмой и храбростью. Когда он погиб, мне было тринадцать, и новость о его смерти стала точкой отсчета моей взрослой жизни. Люди, жившие на Глубоком Юге в шестидесятые, не питали иллюзий, знали, насколько опасно выступать за движение. Либо ты бросаешься на амбразуру, либо держишься в стороне. Были и те, кто сочувствовал и наблюдал издалека, боясь лишиться работы или навлечь на себя что похуже. Даже после всего, что произошло в Алабаме, в Миссисипи по-прежнему царили старые порядки. Нина Симон попала в самую точку, когда спела «Чертов Миссисипи» [21] . Там-то, в дельте одноименной реки, среди сельских угодий, Эверс ходил от фермы к ферме, стучался в двери уединенных хижин и регистрировал избирателей.
20
Медгар Эверс (1925–1963) – активист движения за гражданские права чернокожих, первый секретарь Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения от штата Миссисипи. В 1963 году застрелен членом Ку-клукс-клана.
21
Композицию Mississipi Goddam, посвященную, как считается, в том числе убийству Медгара Эверса, Нина Симон называла своей первой песней о гражданских правах.
Я всегда думала, что лидеры движения должны быть немного безумными. Бесстрашными, как Фред Шаттлсворт [22] . Клянусь, он будто происходил из другого мира. Может, тебя это удивит, но мне казалось, что к началу семидесятых мы наконец вышли на новый этап. Расизм никуда не исчез, и я это понимала, но надеялась, что благодаря «Власти черных» и просвещению мы сможем выстоять и сдержать его. Мы прошли через ад, так что в семидесятых все непременно улучшится.
Приезжая в Джексон, я думаю не только об Эверсе, но еще и о Фанни Лу Хеймер [23] и словосочетании «аппендэктомия по-миссисипски». Я не знала, что это такое, вплоть до медицинской школы, где меня просветила чернокожая наставница. От осознания смысла этого выражения меня пронзила острая боль. В 1961 году Хеймер стерилизовали без ее согласия, и такое случалось настолько часто, что женщины придумали для процедуры название. Жаль, я ничего не знала об этом, когда была в твоем возрасте, Энн. Лучше бы нам рассказали о подобной практике еще в сестринской школе в Таскиги. Возможно, тогда что-то сложились бы иначе.
22
Фред Шаттлсворт (1922–2011) – бирмингемский пастор, один из активистов движения за гражданские права и соратник Мартина Лютера Кинга.
23
Фанни Лу Хеймер – активистка движения за избирательные права и права чернокожих женщин, соосновательница и вице-председатель демократической партии «Свобода Миссисипи».
Я за рулем с половины седьмого утра, и организм требует кофеина, но так хочется скорее увидеть Алишу, что остановок решаю не делать. Ее жилой комплекс недалеко от торгового центра, указатель из красного кирпича гласит: «Плантация Ривервуд». Интересно, беспокоят ли Алишу ассоциации с подневольным трудом или вообще не приходят ей в голову.
Дома в Ривервуде все в одном стиле, недавней постройки. Алиша живет в четвертом справа. На полукруглой площадке, к которой ведет подъездная дорожка, припаркованы три машины и фургон. Муж Алиши держит автомастерскую. У них трое взрослых детей – все сыновья, все женаты, все с высшим образованием. Двое закончили Университет Миссисипи. Третий учился в Тугалу. А еще есть шестеро внуков. Муж Алиши состоит в совете дьяконов, а сама она – миссионерка. Воплощение американской мечты в ее южном варианте.
Я не была удивлена, когда после рождения детей Алиша оставила работу медсестрой. В то время многие чернокожие южанки грезили о жизни домохозяек. Мы называли это «сидячим существованием». Алиша всегда придерживалась традиционных взглядов, мечтала создать семью. Меня воспитали иначе. Мама никогда не работала, поэтому я с детства знала, что, в противоположность ей, буду строить карьеру.
Звоню в дверь и по тому, как быстро открывает Алиша, догадываюсь, что она наверняка следила за мной через окно. Я приехала к тому времени, к которому меня ждали, может, даже на пару минут раньше. Первое, что замечаю, – ее брови, подведенные, как и прежде, две безупречные темные линии. Хорошенько рассмотреть Алишу не удается – она немедленно обнимает меня, и я чувствую цитрусовый запах ее духов.
– Господи, это и правда ты, – без пауз произносит она. На ней красное домашнее платье в цветочек. – Ох, как же ты похудела. Пушинка.
Объятие получается крепким, и я растворяюсь в нем, застигнутая врасплох такой теплотой. Алиша берет меня за руку и ведет в большую комнату с высоким потолком. Вся мебель с обивкой в цветочек. Шторы тоже. Над камином, заставленным искусственными цветами, висит плазменный телевизор. С дивана на меня смотрит белый карликовый пудель.
– Это Коко. Ей семнадцать, к двери она теперь выбегает редко.
– Не знала, что у тебя есть собака.
Можно рассказать ей о моем псе из приюта, но это, решаю я, выйдет натужно, так что больше ничего не говорю. Мы садимся рядом на диван, отсюда мне видна кухня. Столешница завалена вещами. Я перевожу взгляд на Алишу. Она наблюдает за тем, как я осматриваю ее дом.
– Я бы тоже хотела увидеть, где ты живешь, – говорит она.
– В четырехкомнатном бунгало в центре Мемфиса. Там симпатичная веранда. И сад. Нам с мамой и Энн больше ничего и не нужно.