Дерзишь, темненькая моя?!
Шрифт:
— Уже наша, — вырвалось у меня, — уверена это так с ней по приказу хозяйки. Ты взгляни на него, Жеан, на нем же места живого нет.
Я протянула песика мужчине, демонстрируя, как жутко с ним обошлись.
— Ну, хорошо-хорошо, я понял. Нужно спасти Зюзю.
И вот откуда в мужчинах столько черствости? Я понимаю - боевой маг, некромант, ведун, но все-таки, откуда такое желание кого-то прибить, добить, избить.
Взяв у меня из рук бедную собаченьку, Жеан направил на нее поток целительной магии. Ее сияние отчетливо было видно даже
— У него сломана передняя лапка, повреждена нижняя челюсть, но кушать сам сможет. Похоже, что его действительно избили и выбросили умирать. А он к тебе приполз.
Отобрав песика, я поцеловала его между ушек. Ну и пусть он грязненький, зато теперь весь мой. Мне было стыдно перед этим маленьким животным, ведь это я виновата в его бедах. Пусть и не специально, но виновата.
— Надо бы его помыть, — Амелия выглянула из окна кареты и оценила собачонку, — и на блох проверить!
— Вымыть действительно нужно, — согласилась с ней Малика. Зюзя был мгновенно выхвачен из моих рук. — Так, Рояна, иди, ищи ведро воды. Жеан, нужны чистые тряпки. Этьер, поищи какое-нибудь покрывальце. Малышу нужно будет где-то спать.
Услышав распоряжение подруги, я не стала спорить. Она всегда была предприимчивее и умнее меня. Так что, раз сказала за водой, значит, нужно идти выполнять поручение. Подхватив подол, я побежала за здание таверны в конюшню. У них там наверняка стоит печь для обогрева помещения, ведь холод-то стоит нешуточный, и ведра, и вода теплая у конюхов тоже имеется. Так и вышло.
Похлопав немного невинными глазками перед молодым парнем, я чуть ли не плача, рассказала о судьбе бедного Зюзи. Конюх моей бедой проникся, выдал ведро теплой воды, и даже маленький кусочек противоблошинного мыла. Так что к карете я вернулась довольная собой.
Под насмешливым взглядом мужчин мы быстро помыли песика страдальца. И обтёрли насухо, замочив все полотенца, что у нас были с собой. Спустя час Зюзя, завернутый в плед, чистый и подлеченный, с зафиксированной передней лапкой, спокойно спал на сидении в карете.
— Это лучший подарок на день рождения, что я когда-нибудь получала, — прошептала я Малике. — Всегда мечтала о своем питомце.
— Да, он такой миленький, — ответила Малика, а потом совсем уж шепотом продолжила, — думаешь, его зелье отпустило?
— Да, вроде как да, — прошептала я, озираясь на Этьера и Жеана. — Не бьется же он в любовной горячке. Виноваты мы перед собачкой-то.
— Ничего, мы ему такую жизнь счастливую устроим, королем ходить будет, — услышала я от подруги.
— Ага, и есть самые отборные кусочки мяса, — добавила я.
— Все подряд он будет есть, — рыкнул подошедший к нам Этьер, — не портите собаку. И командам обучите.
Мы не ответили, а только сердито проводили взглядом мужчину. Вояка, только бы командам и обучать. Дай ему волю, так мой Зюзя через неделю честь отдавать начнет.
С постоялого двора выехали мы уже ближе к полудню.
Глава 8
Всю дорогу я нежно поглаживала спящего пса. В голову лезли непрошеные мысли. Я часто представляла себе именно этот день рождения. Все думала, какое оно будет мое совершеннолетие. То планировала закатить шумную вечеринку, то напиться. Бывало, что и удавиться желание возникало.
А вышло все до банального скучно.
В свой «судный день» я еду с чужой побитой собачкой на коленях в какую-то деревню, название которой даже не удосужилась спросить у Малики.
Печально все как-то! Устраиваю чужую жизнь, когда своя собственная стремительно катится лешему под самый хвост.
За окном один тоскливый заснеженный пейзаж сменялся другим. То деревья, то поля. Небольшие деревеньки. Из окна я различала низкие домики. Из печных труб на крышах валил густой дым. В воздухе пахло теплом и уютом. Странные ассоциации, но делая глубокий вдох, я представляла себе сложенную из камня печь, охапку дров около нее. Котелок с бурлящим жарким из кролика с овощами. Простая счастливая жизнь со своими маленькими заботами и радостями.
Я любила такие домики: небольшие уютные без претензий на роскошь, незахламленные портретами всевозможных предков, без ваз, тяжелых гардин и штор. Не напоминающие семейный музей, в котором и чихнуть страшно, а то вдруг вековая пыль с гардин слетит и упокоит тебя под своей тяжестью.
Вздохнув, я аккуратно переложила спящего Зюзю и, положив локоть на окно, опустила голову. Девчонки тихо переговаривались. Оторвавшись от собственных тяжелых дум, я вслушивалась, о чем идет речь.
— Так куда вы едете? — в Амелии не угасало любопытство. Ее длинный изящный носик вечно норовил залезть в дела окружающих и выведать что там да как.
— В Съетенку, — немного растерянно ответила Малика, — у меня там бабушка, вроде как. Вот еду знакомиться.
— Надо же, — Амелия разве что в ладоши не захлопала. — А кто? Как зовут родственницу? Я же тоже из Съетенки, я многих там знаю.
Малика всполошилась и уже было открыла рот, чтобы выдать информацию, но почему-то остановилась. А потом и вовсе махнула рукой.
— Неважно кто, — немного помявшись, произнесла она, — вот если меня примут в семью, тогда уже и скажу. А так, вдруг эта женщина не желает меня знать, и сплетни о том, что у нее есть внучка, ей ни к чему. Я не хочу усложнять никому жизнь.
Малика явно расстроилась. Было видно, что она хочет расспросить Амелию, но при этом стать поводом для сплетен или испортить кому-то жизнь, она была не готова. Это меня задело. Разве есть ее вина в том, что стала при живых родственниках круглой сиротой?! Она имеет право знать о своих корнях и войти в род, которому принадлежали ее родители. И неважно, будет ли там скакать от счастья бабуля или нет. Вернуть своё имя - это право Малики. Полное и безоговорочное. А кому не нравится, переживут.