Дерзкая наследница

Бойл Элизабет

Уэбб считал, что Лили прекрасно справляется со многими задачами, но все же кое-чего ей явно не хватало.

На портрете-миниатюре изображена девочка, которой предстояло превратиться в настоящую красавицу. Лили же, по мнению Уэбба, не могла сравниться с прекрасной Аделаидой. А ведь именно красавицу ждали в Париже…

Это могло стать серьезным препятствием. Если самой известной в Лондоне модистке удастся сделать из Лили произведение искусства, то тогда она, может быть, и справится с заданием, рассуждал Уэбб. В противном случае от нее придется отказаться.

Вчера

на балконе, когда Уэбб немного успокоился, ему в голову вдруг пришла странная мысль: почему он хочет, чтобы Лили отправилась с ним в Париж?

Ему хочется оказаться с ней в Париже наедине? Господи, о чем он думает? Если Лили даже здесь посмела запереть его на балконе, то что же она учинит в Париже?

А ведь вчера вечером Лили пробудила в нем совсем другие чувства…

Модистка, закончив работу, поцокала языком.

— Я думаю, что вы будете довольны, милорд, — сказала она лорду Драйдену. — Полагаю, что это — моя лучшая работа. Поверьте, эта леди — настоящая наследница. Она просто ангел.

Уэбб вежливо улыбнулся — ему не хотелось огорчать отца.

Пусть модистка сколько угодно говорит о своей «лучшей работе», но он, Уэбб, ни за что не поверит, что Лили может превратиться в ангела. И едва ли ей удастся стать настоящей Аделаидой.

Как только Уэбб пришел к такому заключению, Лили вышла из-за ширмы.

Сшитое на живую нитку и скрепленное булавками платье облегало Лили, точно мраморная драпировка греческую статую. Легкий шелк, закрепленный на плечах золотыми пряжками, ниспадал на пол, словно сверкающий водопад. А в глубоком вырезе виднелись округлости упругих грудей.

Глубоко вздохнув, Уэбб снова посмотрел на ослепительную красавицу. Невероятно! Он глазам своим не верил. И все же перед ним была именно Лили.

Прежде красота ее скрывалась под уродливыми черными платьями, и вот сейчас, освобожденная от вдовьих покровов, Лили возникла перед ними, словно чудесная птица, расправившая в полете крылья и явившая миру свое сверкающее оперение. Лицо же, раньше обрамленное черным капором, бледное и безжизненное, внезапно ожило.

Уэбб с восхищением смотрел на эту новую Лили; он любовался ее изящными бедрами, тонкой талией, чудесными округлостями грудей…

Ее волосы, перехваченные на макушке бледно-зеленой ленточкой, рассыпались по плечам золотистым каскадом. Казалось, что сама Диана явилась перед ним в образе прекрасной женщины.

Уэбб, ошеломленный этим чудесным превращением, не сводил глаз с появившейся из-за ширмы красавицы.

Неужели эта богиня — малышка Лили? Неужели перед ним Лили, нескладная девочка, которая когда-то преследовала его?

Ему вспомнилось давнее предсказание леди Марстон, уверявшей, что нескладная девочка со временем станет красавицей.

И сейчас Лили стояла перед ним — и словно смеялась над его слепотой, ведь он так долго не мог разглядеть в ней красавицу.

Впрочем, эта неожиданная метаморфоза поразила не только Уэбба — все остальные смотрели на Лили с таким же изумлением.

— Что-то не так? — спросила Лили, смущенно глядя по сторонам.

— Не беспокойтесь, все в порядке, моя милая, — рассмеялась модистка. — Просто вы — само совершенство.

Внезапно Уэбб понял, что все изменилось — он увидел свою миссию совсем в ином свете. Ибо было очевидно: Лили сведет с ума весь Париж.

А это значит, что опасности будут подстерегать их на каждом шагу.

«Да, Париж получит достойную наследницу, — размышлял Уэбб, — но одновременно приобретет и богиню-искусительницу».

Глава 8

Париж, декабрь 1800 года

Месье Бернар Труссебуа, солиситор де Шебену, подъехал к заднему крыльцу графского дома, что вошло у него в привычку с самого первого дня службы.

Месье Труссебуа предпочитал входить в дома своих клиентов с черного хода, так как это давало возможность побеседовать со слугами и кое-что узнать о благосостоянии их хозяев. Таким образом солиситор получал чрезвычайно важные сведения о своих клиентах.

Что же касается графа де Шевену, то его месье Труссебуа навещал с особым удовольствием, так как здесь предоставлялась возможность отведать пирожных мадам Костар — лишь после этого солиситор заходил в кабинет графа. Каким образом этои женщине удавалось постоянно доставать свежие продукты — этого не знал никто. Возможно, граф оставил достаточно золота, чтобы, не скупясь, платить за все, хотя цены с каждым днем росли.

Впрочем, не было сомнений: мадам Костар могла раздобыть все на свете. Во всяком случае, не было сомнений в том, что ни один мясник или зеленщик не посмел бы отказать этой грозной на вид особе. Ибо лишь немногие знали, что мадам Костар — женщина добрая и мягкосердечная, несмотря на свои внушительные габариты и устрашающий облик.

Месье Труссебуа несколько раз постучал в дверь, прежде чем ему открыли. Открывший же, месье Костар, был маленьким угловатым человечком; глядя на него, можно было подумать, что он постится месяцами.

Но солиситор-то прекрасно знал: месье Костару голодная смерть не грозит, ведь его жена была отменной поварихой.

— Входите, месье, — сказал старый слуга. — Входите, не стойте на холоде.

Взглянув в изможденное лицо Костара, солиситор сразу понял: старика одолевает беспокойство. И все же старый слуга никогда не забывал о своих обязанностях: он проворно снял с гостя мокрый плащ и повесил его к огню — сушиться.

— Итак, наследница приехала. — Труссебуа занял у кухонного стола свое обычное место.

На столе стояло блюдо с ароматными миндальными пирожными. Солиситор терпеливо ждал, однако мадам Костар, всегда такая гостеприимная, на сей раз не спешила его угощать.

— О да, наша наследница, — пробормотал Костар, усаживаясь во главе стола.

Месье Костар и его жена — единственные слуги в доме — жили у графа долгие годы. Поступив на службу к де Шевену, Труссебуа решил, что тот любит уединение, потому и живет отшельником. Только после смерти Анри солиситор узнал, почему в доме было всего лишь двое слуг.