Дерзкий любовник
Шрифт:
– Клаустрофобия.
– Называй, как хочешь. Лучше уж сразу повернуть назад, чем вынести тебя из шахты, кричащую, всю в поту.
– Тебе приходилось делать это? – еле выговорила Риба внезапно пересохшими губами.
– Несколько раз. Правда, никогда не выносил одного и того же человека дважды. Как только они теряют веру в мать-землю, ни один не хочет возвращаться обратно.
– Да, в старательском деле кирки и лопаты еще не все, верно?
– Чертовски верно, – подтвердил Чанс.
Последний дневной свет незаметно растаял. В непроглядной тьме лучи света, сиявшие со шлемов, казались твердыми
Тоннель раздвоился. Правая развилка была шире левой, и стены состояли из более светлого камня.
– Пегматитовая жила, – пояснил Чанс, направив фонарь на стены. Чешуйки слюды и еще каких-то блестящих минералов подмигивали им, создавая сверкающий гобелен, превосходящий яркостью звездную ночь.
– Ой! – ахнула Риба.
– Лучше, чем ты ожидала? – спросил Чанс, взяв ее за руку.
– Да. Как прекрасно!
– Большинство шахт уродливы, всего-навсего дыры, наспех вырытые в этой неприветливой земле. Турмалиновые шахты – одни из немногих рудников, которые соответствуют нашим детским фантазиям и изобилуют волшебно-сверкающими камнями, спрятанными в черной чешуе дракона.
– А вдруг это алмазный рудник семи гномов?
Чанс коротко рассмеялся.
– В жизни не встречал ничего более отвратительного, чем африканская алмазная подземная разработка. Правда, золотые прииски немногим лучше.
– Но кварцевые кристаллы прекрасны, – возразила Риба.
– В кварцевых жилах находят чертовски мало золота. Как-то я видел богатый «карман» драгоценных кристаллов кварца, перемежавшихся золотыми самородками. Зрелище было потрясающее, почти ошеломительное, но весь карман поместился бы в твоей кухонной раковине. Золото по большей части добывается унциями из темного камня.
Лампа Чанса осветила сверкающие стены тоннеля.
– Но здесь, – признал он, – все такое яркое.
Он осторожно коснулся стены заостренным концом молотка. На пол посыпался блестящий порошок.
– Рад, что не собираюсь работать здесь с динамитом, – покачал он головой. – Вибрация в мгновение ока уничтожит шахту.
Риба взглянула на стену, но ничего не ответила, прислушиваясь к шороху частиц пегматита, медленно осыпающихся на землю. Она чувствовала, что Чанс изучает ее, пытается определить, как она себя чувствует под землей, в месте, оказавшемся более предательским, чем она предполагала.
– Со мной все в порядке, – спокойно сказала Риба. – Просто трудно поверить, будто из этой мешанины минералов может родиться нечто большее, чем мой ноготь.
– Турмалины Палы – настоящее чудо, – согласился Чанс. – Ты когда-нибудь видела турмалины в друзах из шахты Эмприс?
– Однажды. В музее. Розовые кристаллы длиной с мою руку в материнской породе из полупрозрачного кварца. Можно увидеть трещины в турмалине, сотни линий, однако основная структура камня осталась нетронутой. С того времени меня преследует мечта найти в Чайна Куин нечто подобное, – тихо призналась Риба, вертя головой, так что свет лампы прихотливо играл на грубых неровных стенах тоннеля.
– Турмалин из шахты Эмприс редко остается в друзах – они легко распадаются. Поэтому те, которые сохранились целыми, поистине бесценны. Нельзя найти ничего равного ни в одной шахте на земле, – объяснил Чанс.
Риба мгновенно распознала странное волнение в, казалось бы, спокойном голосе и поняла, что для человека, подобного Чансу, спуститься в Чайна Куин, оказаться в месте, где можно отыскать небывалые сокровища, означало осуществить давнюю мечту. Чего только не сделаешь ради этого? Конечно, даже риск оказаться под обвалом не остановит его.
– Риба?
Мгновенно вернувшись к реальности, Риба вздрогнула, повернулась к нему, но тут же быстро отвела глаза, поняв, что направила лампу прямо ему в лицо.
– С тобой все в порядке? – спросил он.
– Просто думаю.
– О стенах тоннеля?
– Нет. О тебе. Сегодня ты, спустившись сюда, каким-то образом осуществил мечту всей жизни.
Чанс слегка повернул голову, осветив ее лицо белым резким лучом лампы, и долго глядел на Рибу, ничего не говоря. Потом так же молча отвернулся и провел фонарем по светлым стенам тоннеля.
– Да, ты права. Я уверен, что здесь есть турмалины, Риба. Турмалины, которые ждут миллионы лет, чтобы их нашли. И Я НАЙДУ ИХ!
Спокойная категоричность его обета на мгновение лишила ее дара речи и способности двигаться.
– Это слишком опасно, Чанс, – наконец сказала она. – Даже для человека твоего опыта. Никто не даст мне взаймы достаточно денег, чтобы восстановить Чайна Куин и сделать ее безопасной для работы, особенно если в качестве залога я могу предложить лишь половину заброшенной шахты. Сомневаюсь, что даже всей шахты будет достаточно.
– Можно найти способ, – упрямо возразил он, медленно шагая по уходящему вниз тоннелю и внимательно осматривая стены. – Когда чего-то очень хочешь, всегда можно найти способ.
Риба наблюдала, как медленно уплывает лампа на шлеме Чанса, и старалась сдержать протестующий крик. Она начинала понимать, что имел в виду Чанс, когда сказал, что старательская лихорадка горит в крови хуже любой малярии. Сейчас он почти не замечал присутствия Рибы. С таким же успехом она могла быть одна в шахте.
Риба медленно провела лучом лампы по части тоннеля, оставшейся позади. Стены переливались радужными огоньками, которые тонули во мраке, прежде чем снова привести к солнечному свету.
Когда Риба снова взглянула вперед, Чанс казался всего лишь узким светящимся конусом, удалявшимся от нее в темноту, мрачную, совершенно непроглядную, подобную которой ей еще не приходилось встречать. Риба сомневалась, что Чанс заметит ее отсутствие, даже если она немедленно повернется и покинет шахту, оставив его в одиночестве. И может, стоит сделать именно это. Какое право имеет она вмешиваться в его мечту, отвлекать глупыми вопросами, неопытностью, неуклюжими повадками и… ревностью. Потому что Риба ревновала к Чайна Куин, к власти шахты над Чансом, к невероятной глубине эмоций, рожденных в нем вечной ночью, царившей в шахте и волшебными обещаниями ослепительных сокровищ, скрытых в ее глубинах.