Десант местного значения
Шрифт:
У Маккейна, по мере того, как он осмысливал услышанное, волосы вставали дыбом. Реальность становилась намного хуже, чем все страшилки, слышанные им когда-либо в Штатах. Ведь ясно, что отпираться и молчать смысла нет. Этот угрюмый сержант-кореец вытянет из него все, что он знает. Может быть, сказать, но не то? Вряд ли подполковники в захолустном лагере в курсе всех американских реалий? Но сначала надо ответить на первый вопрос, иначе этот кореец просто замучает его до смерти.
— Сэр, меня действительно зовут Джон Маккейн. Правда. Лейтенант US NAVY Джон Маккейн, эскадрилья VA-83, вот же бирка. Дрожащими руками он показал на полуоторванную полоску, которая пришивалась на грудь его комбинезона. Маккейн чуть не плакал, ведь от этой мятой тряпочки сейчас зависело многое. Повинуясь знаку начальника, кореец легко оторвал бирку и положил ее на стол перед седым.
— Действительно, лейтенант Джон Маккейн. Странное совпадение. Или не совпадение? Насколько я помню, в американском два адмирала, по имени Джон Маккейн, и корабль назван в честь первого. Промурлыкал седой.
— А ты, стало быть, внук первого,
— Ну вот, нашел. Ну что сказать, хреново ты учился в Аннаполисе, совсем не так, как твой отец или дед. Или ты будешь настаивать, что однофамилец, и к адмиралам и кораблю не имеешь никакого отношения? А? Не слышу ответа, Сережа, что-то наш гость опять говорить не хочет..
— Сэр, никак нет, сэр, то есть да, я внук первого и сын второго. Джон Маккейн-третий. И да, я плохо учился в Аннаполисе, номер в выпуске в шестой сотне. Скороговоркой прохрипел Джон, косясь на уже наклонившегося над ним корейца.
— Ну, что же. Похоже, что ты взялся за ум и наше сотрудничество будет плодотворным. Вот бумага, вот карандаш. Напиши, для начала, полный список своей эскадрильи. Фамилии, имена, воинские звания. А Сережа пока постоит за твоей спиной, чтобы тебе легче было писать.
Джон подвинул к себе бумагу, и принялся лихорадочно чиркать по ней карандашом. Внутри он кипел от возмущения. Эти уроды думают, что его сломали? Сына и внука прославленных адмиралов сломать нельзя! Он на мгновение задумался. Кого написать на место командира эскадрильи? Микки Мантла, который лидировал среди отбивающих в чемпионате этого года и сделал рекорд по количеству хоумранов в сезоне прошлого года? Или, чего там церемониться, назначить своим командиром самого Сая Янга?*
* Микки Мантл — игрок в бейсбол, родился 20 октября 1931 года в городе Спэвинау, штат Оклахома. Наиболее известен как сильный отбивающий «Нью-Йорк Янкиз». Входит в сотню самых известных игроков бейсбола.
Сай Янг— игрок в бейсбол, легендарный подающий, игравший в конце XIX — начале XX веков и одержавший больше побед, чем любой другой питчер в истории американского бейсбола. Лучшие питчеры американской Главной лиги бейсбола (MLB) каждый год получают «Премию Сая Янга». Реальная история, попав в плен к вьетнамцам, Джон Маккейн, отвечая на вопрос о составе своей эскадрильи, назвал состав бейсбольной команды New York Yankees.
Через полчаса Джон, внутренне усмехаясь, подал листок с фамилиями, бортовыми номерами и званиями седому.
Седой начал его внимательно читать, но с каждой секундой мрачнел. Наконец, он поднял голову и произнес вкрадчивым голосом:
— Американец, ты наверное, думаешь, что мы тупые варвары, которые никогда не слышали о бейсболе? Я зря перед тобой распинался, рассказывая о моих сержантах. Все-таки тебе придется познакомиться с ними поближе.
— Сережа! У тебя есть час на работу с этим упрямцем. Справишься, или разбудить Володю тебе в помощь?
— Сам.
В первый раз за все время произнес кореец. Джон машинально оглянулся, все таки не ожидал, что этот азиат заговорит, и с испугом заметил, что кореец улыбается. Впервые на бесстрастном его лице появились какие-то эмоции. И его улыбка почему-то очень не понравилась Джону. Сержант рывком поднял немаленького Маккейна с табурета и тычками погнал его в соседнюю комнату. Обстановка в этой комнате была вообще спартанская. Одна лавка, один маленький столик, на котором зачем-то лежали несколько больших иголок от медицинских шприцев. Стены покрашены зеленой масляной краской, на полу простая кафельная плитка, без рисунка. Еще из одной стены торчал водопроводный кран с надетым на него резиновым шлангов. Но долго рассматривать комнату Джону не дали. Кореец рывком за плечо развернул его лицом к себе и без замаха ударил его в солнечное плетение. Ударил тремя сомкнутыми пальцами, но ощущение было такое, как будто лягнула лошадь. В следующие минуты Джона весьма качественно избили, а затем, когда его ноги уже не держали, кореец стащил с него комбинезон и бросил вверх животом на лавку. Потом сержант схватил иглы и наклонился над Джоном. И Маккейн узнал о своем теле много нового. Например, что боль, которую он испытывал, когда этот чертов кореец своими железными пальцами сжимал ему ключицу, это и не боль вовсе, а так, щекотка. Что боль бывает разная. Тянущаяся, нарастающая долго-долго и стреляющая в мозг, как молния. Что бывают одновременно две боли, и даже три. Много чего он узнал, крича до хрипа, до того момента, когда обнаружил, что он просто лежит на лавке, в луже из своих собственных экскрементов, а в разных частях его тела торчат иглы. И ему уже совсем не больно. А над ним склонился проклятый кореец, который на ломаном английском его спрашивает:
— Будешь говорить? Или я сделаю так: — с этими словами кореец выдернул одну из игл из Маккейна и тело Джона опять изогнулось от невыносимой боли.
— Да, да, судорожно закивал Джон, желая только, чтобы этот кошмар закончился.
Сержант аккуратно выдернул из Джона остальные иголки, потом взял шланг и под сильной струей обмыл его тело. Смыв рвоту и фекалии, которые, как, оказалось, обильно выходили из Маккейна, пока он корчился от боли. Закончив с этим, кореец бросил Джону тряпку и его комбинезон, коротко показав жестом, чтобы он одевался быстрее. Едва Джон закончил, тот поднял его и толкнул в сторону двери, сказав при этом:
— Если будешь врать или молчать, мы сюда вернемся.
Джона аж затрясло при одной мысли об этом. И когда он увидел снова седого, так же мирно сидящего за столом и перебирающего бумаги, у Маккейна было одно желание: поскорее развязаться со всем этим, чтобы все закончилось. Чтобы конвоир, сидящий снаружи, поскорее его увел из этого страшного домика. И от этого страшного корейца, которого Джон теперь боялся до дрожи в коленках. Боялся так, что наверняка бы обделался, если бы было чем, ведь все, чем можно было обделаться, из Джона уже вышло. Так ему казалось. А седой, подняв голову и посмотрев Маккейну в глаза, понял все. Но ничего не сказал, только усмехнулся уголками рта и начал сухо задавать вопросы. На которые Джон старался теперь отвечать как можно точнее, быстрее и подробнее. Мысль о том, что вот сейчас, в каждое мгновение, седой может одним жестом руки отправить его вместе с корейцем обратно, в ту жуткую комнату, была невыносимой.
Подполковник Гройсман, проводив взглядом трясущееся от страха желе, в которое превратился бравый лейтенант US NAVY, довольно глянул на свои бумаги. Из него удалось выжать немало сведений, но самыми главными были несколько фактов. И уже три пилота, допрошенные сегодня, их подтвердили.
Авианосец «Йорктаун» поврежден во время атаки нашим ракетоносцами Ту-16 и может выпускать с полной боевой нагрузкой только поршневые штурмовики «Скайрейдер». Все три авианосца уже понесли большие потери в авиакрыльях, но они постоянно пополняются. Пополнение прилетают с передовых аэродромов Атту и Адак на Алеутских островах. Но эти аэродромы маленькие, и, с учетом самолетов противолодочной авиации, постоянно базирующихся на них, могут вместить только одну, максимум две эскадрильи. Основной резерв концентрируется на аэродроме Датч-Харбор. С целью усиления ударов по Камчатке, на авианосцах снижено количество истребителей, занятых в патрулях ПВО. Поэтому, перехватчики с авианосцев прикрывают ордер АУГ только с южной полусферы. С северной стороны патруль ПВО взяли на себя канадские перехватчики и истребители корпуса морской пехоты, переброшенные на захваченный у нас аэродром Никольской, на острове Беринга. На этом же аэродроме находятся ударные самолеты корпуса морской пехоты, обеспечивающие поддержку вражеского десанта, самолеты-заправщики, постановщики помех, ДРЛО и противолодочные. Аэродром очень перегружен, более 60 самолетов там стоят, как сельди в бочке, крылом к крылу, вдоль единственной взлетной полосы. Что же, эта информация стоит того, чтобы о ней срочно узнали в штабе флотилии.
3 ноября, местное время 01–45. Командорские острова. Аэродром Никольское. «Центр содержания вспомогательного персонала, набранного из местных гражданских лиц».
Ее звали Инира. В переводе с алеутского это означает «звезда». У этого народа имена часто давались стихийно, по названиям животных, птиц, насекомых, растений, названиям предметов быта и окружающей природы, названиям явлений, качеств, внешних признаков, действий и состояний. Так, ее подруги по несчастью, попавшие в это проклятое духами место, носили имена Кемейа, что значит «волна» и Кавихак, это означало «лисичка». Всего в центре было три таких контейнера, и еще один, где был санузел и кухня. Четвертая койка в их жилом контейнере пустовала вот уже вторые сутки. На ней раньше была еще одна девушка, Куйапа что означает «радость». Красивая и тоненькая как, тростинка. Но почти сразу после захвата острова, едва их забрали и привезли сюда, в центр заявились посетители. Один за одним, они расхватали почти всех женщин. Инира сразу поняла, что упираться и сопротивляться бесполезно. Все равно изнасилуют, только перед тем еще и изобьют вдобавок. Да и солдаты, когда забирали их из домов, ясно дали им понять, что их ожидает. Тем более, что английский, пусть с трудом, но понимали почти все, сказывалось близкое соседство с Алеутским островами. Тогда, ввалилась группа поддатых морских пехотинцев. Опоздавшие, четыре человека, они забрали единственную, кто остался, Куйапу. Вытащили ее в кухонный блок, чтоб удобнее было, как со смехом сказал один из них. И насиловали ее сразу по двое, сгибая и наклоняя ее в немыслимых позах. Здоровенные звероподобные мужики, каждый ростом под два метра и весом за сотню килограмм. Очень нетрезвые. Один из них, сгибая тоненькую девушку под себя, сломал в ней что-то, отчего она стала уже не кричать, как раньше, а хрипеть. Потом пришел сержант, назначенный начальником «центра», и забрал Куйапу у морпехов. Унес ее куда-то наружу, сама она двигаться не могла. Потом, где-то за модулями прозвучал одиночный выстрел, и больше Куйапу они не видели. Эти несколько дней, прошедшие после появления женщин на аэродроме, превратились для них в один большой кошмар. Американцы все приходили и приходили, пилоты, солдаты морской пехоты, матросы с кораблей, техники из обслуживающего персонала. Инира, у которой раньше вообще не было мужчины, теперь потеряла им счет, она не помнила, сколько раз ее брали, не помнила всех лиц, мелькавших передней. Тем более, что почти все ее брали грубо, даже жестоко. Тело ее покрылось синяками, в внизу живота поселилась постоянная ноющая боль. Очень редко, когда к ней приходили янки, которые относились к ней, как не к животному, как должен относиться к женщине мужчина, который ее берет. Ее соседки по блоку так же страдали, она это знала, по тем немногим фразам, которыми они перебрасывались во времена редкого отдыха. И еще, у нее теплилась надежда. Слабая, но она была, и только это помогало ей окончательно не сойти с ума. Тогда, в то страшное утро, когда все началось, они вместе с Кавихак и ее мужем пошли на ближайший пограничный пост. Муж Кавихак сказал, что раз все пограничники погибли в Никольском, при высадке врага, надо забрать с поста возле озера Саранное топливо и продукты. Ведь иначе все заберут американцы, а продукты и бензин пригодятся им самим. Но они не дошли по береговой гальке до поста метров триста, как навстречу им вышла собака. Большая овчарка пограничников, которая гораздо больше, чем обычный укучиних*. *укучиних — песец (алеутский)