Десант в прошлое
Шрифт:
Как только немецкие артиллеристы, которых мне было искренне жаль, произвели залп из всех орудий, пусковые установки "Казаков" также выпустили по три, четыре ракеты, а их в каждой из двух пусковых установок было по восемь штук. Снаряды были взорваны высоко над землёй, на верхней точке траектории полёта и ни один не пересёк границу. Мы с Янеком, как и все поляки, видели это на экране телевизора и до тех пор, пока нам не объяснили, не смогли понять, как можно сбить ракетой снаряд, летящий с огромной скоростью. Тимофей Бунчук, не отрываясь от своей солдатской работы, весело сказал:
— Всё очень просто, панове, наши зенитчики подсветили снаряды лучами лазеров и ракеты моментально смогли их найти и сбить.
На словах всё действительно выглядело просто, но меня поразила та бездна человеческого гения, вложенного в каждую
Орудие танка "Витязь" ожило. Система автоматического заряжания загнала в ствол первый ставосьмидесятимиллиметровый самонаводящийся снаряд и пушка Гаусса почти бесшумно выстрелила им, после чего с интервалом в пять секунд было произведено ещё пять выстрелов. Вскоре мы увидели на экране телевизора, как сначала были поражены три самоходных орудия, а затем три склада с боеприпасами, подвезёнными на позиции заранее. Так генерал-майор Эрих Людендорф в считанные минуты лишился всех своих самоходных орудий и огромного количества боеприпасов. Когда дым рассеялся, мы увидели, что обломки самоходок разбросаны на десятки метров. В них сдетонировали снаряды, но и без того взрыв снаряда калибра сто восемьдесят миллиметров имел чудовищную силу.
Не знаю, что подумал немецкий генерал в ту минуту, когда понял, что он лишился всей дальнобойной артиллерии, но в следующую он приказал своим танкистам идти в атаку. И снова всё повторилось, как и в первый раз, только теперь танки стреляли сходу, но поначалу их снаряды взрывались не долетая до линии Горчакова, а вскоре, как только они стали видны, их стали расстреливать с дистанции в шесть километров ракетами, причём каждая попадала точно в гусеницу, после чего танк разворачивало на одном месте и как только он останавливался, в него тут же вонзался "Огненный меч древних русских богов" и танкисты в панике разбегались забыв обо всём. Все те танки, которые шли позади, немедленно разворачивались и удирали.
Вообще-то генералу Людендорфу нужно было уже догадаться, что из затеи Истеричного Вилли ничего не выйдет, но он не унимался и, прекрасно понимая, что наземная операция попросту невозможна, решил прибегнуть к помощи авиации. На военных аэродромах Дрездена, Франкфурта, Штетина и многих других уже готовились к вылету двухмоторные бомбардировщики "Валькирия", четырёхмоторные "Рамфоринхи" и сверхдальние, тяжелые двухмоторные истребители эскорта "Шварцадлер". По данным воздушной разведки всего в воздух должно было подняться свыше трёхсот самолётов и это была очень грозная сила, но я в тот момент настолько уверовал в мощь установок "Шквал", что в моей душе ничего не дрогнуло. В то же время я не стал говорить телезрителям, что генерал Людендорф решил поднять в воздух авиацию, чтобы та обрушила на линию Горчакова, а как позднее выяснилось не на неё одну тысячи тонн авиабомб.
Вскоре немецкие самолёты стали один за другим подниматься в воздух и, летая широкими кругами, набирать максимальную высоту, но взлететь выше девяти километров могли только истребители. Через четверть часа, заканчивая построение в боевые порядки налету, немецкие лётчики полетели на восток. Им уже объяснили, что оружие русских, повергающее всех в ужас, действует только на небольшой высоте и тем самым попросту обманули. В тот момент немецкое командование просто не могло этого знать. Когда до самолёты были в пятидесяти километрах от линии Горчакова, перед ними в считанные секунды взметнулась ввысь огненная, но в то же время прозрачная стена высотой намного больше десяти километров и это вызвало зрелище просто фантастической красоты.
Сверху, из стратосферы, моментально спустились вниз яркие радужные сполохи, но вместе с ними в небо стали взлетать огромные, бело-голубые разряды молний, а потому зрелище было ещё и очень пугающим. Мы не видели самолётов
Некоторые приземлились на территории Германии, но семерых занесло в Польшу и вскоре я смог взять интервью у одного из них. Это был барон Манфред Альбрехт фрайхерр фон Рихтгофен, который рассказал всем полякам буквально следующее:
— Поймите меня правильно, господа, я офицер и потому обязан исполнять приказы. Командир моего штаффеля, капитан Геринг, приказал мне проверить, можно ли пролететь сквозь огненную стену и я ринулся вперёд. Не думаю, что я мог причинить полякам хоть какой-то вред, ведь я пилотировал тяжелый высотный истребитель. Поначалу меня охватил азарт, но как только я влетел в огненное сияние, все приборы, словно сошли с ума, а сам я испытал такой животный ужас, что даже не помню, как дёрнул рычаг катапульты. Пороховые ракеты подбросили меня с креслом высоко вверх и мне показалось, что небесный огонь сейчас же сожжет меня. Какое-то время я падал вниз умирая от ужаса и мне навстречу неслись разряды молний. Несколько, как мне кажется, ударили в меня, но потом огненное свечение внезапно исчезло и ко мне пришло облегчение. Вскоре сработало устройство, открывающее парашют и мой полёт замедлился, но я летел к земле слишком быстро. До этого я совершал прыжки с высоты в пять километров, но на этот раз мне пришлось покинуть свой "Шварцадлер" на вдвое больше высоте и только благодаря испанскому парашюту и тому устройству, которое его автоматически открывало, мне удалось спастись и вскоре я летел к земле под куполом парашюта. Куда улетел мой самолёт я даже не знаю. Надеюсь, что он при падении не упал на чей-то дом. Потом я приземлился на поле и уже через несколько минут был арестован двумя польскими полицейскими. Господа, я не испытываю ненависти к полякам и повторяю вам ещё раз, я всего лишь выполнял приказ командования. Поэтому я прошу вас быть снисходительными ко мне и относиться, как военнопленному.
Что же, этому немецкому пилоту повезло куда больше, чем тем, которые, отвернув от огненной стены, спасли свои самолёты. Им пришлось потом воевать на Западном фронте, раз с Восточным у немецкого командования ничего не вышло. До самого конца войны барон Рихтгофен жил в Варшаве, где снимал квартиру, и всё, что ему приходилось делать, как военнопленному, это раз в неделю отмечаться в полицейском участке. То, что он вдобавок к этому ещё и учил поляков летать в варшавской частной авиашколе, по сути дела даже не являлось предосудительным поступком. Это ведь была сугубо гражданская авиашкола. Он был отличный пилот и в вообще неплохой парень, хотя и заносчивый, но где вы найдёте иного прусского барона? Вскоре к нему приехала из Германии через Швецию его жена и если бы он не принял решение после капитуляции Германии сражаться в рядах полицейского корпуса мира, то я не следил бы за его дальнейшей карьерой военного лётчика и хотя она продлилась всего три года, имя Манфреда фон Рихтгофена вписано в историю золотыми буквами, как одного из лучших лётчиков-асов. Не удивительно, что впоследствии он стал космонавтом.
После того, как была сорвана попытка воздушного налёта на линию Горчакова, я принял решение проехать по ней от Балтийского до Каспийского моря. Мы провели в Адлербергском полку ещё неделю, в течение которой я рассказал полякам об офицерах и солдатах этого полка, а также о его командире и их быте, после чего мы тронулись в путь. На всём протяжении линии Горчакова мы видели одно и то же — всегда готовые к отражению вражеской атаки установки "Шквал" и множество прекрасных людей самых разных национальностей. Везде нас встречали очень радушно и господа офицеры всегда принимали в своё собрание. Особенно мне понравилось общение с кавказскими джигитами. Все, как один, храбрецы, они являлись для нас примером того, как бережно в Российской империи относятся к национальной культуре малых народов.