Десантники не сдаются
Шрифт:
* * *
Шалавочка оказалась совсем молоденькой – около двадцати, демонстративно циничной, но, как и у всех девчонок ее возраста, с мозгами, сверх меры заполненными романтическим мусором. Звали ее Анжела.
В постели от злости и отчаяния, пытаясь забыться, Бруевич отработал на все двести процентов.
– Мне редко нравится. Но с тобой понравилось. – Она прижалась к нему, смотря на него уже другими глазами.
Утром она приготовила ему завтрак – тосты (кто их только придумал, эту дрянь!) с джемом, яичницу и стакан сока. Девочка, видимо, внимательно смотрит американские
Позавтракав, программист как-то вяло подумал, что пора выметаться. Ох, кто бы знал, насколько неприятно уходить из уютной квартирки, когда идти некуда.
– Что загрустил, мальчишечка? – немножко виновато посмотрела на него брюнетка.
– Есть поводы.
– Понимаю. Сейчас придешь домой, к жене стервозной. Она тебя скалкой в лоб пометит за то, что дома не ночевал. – Анжела весело хохотнула.
– Нет у меня жены.
– Нет? Врешь. Ты парнишечка классный. И чтобы никто не подобрал...
– Ты что, по совместительству зудильником работаешь?
Она обиженно надула губки.
– Некуда мне идти! – с прорвавшимся отчаянием выпалил он, хлопнув ладонью по кухонному столу.
– Некуда? – она удивленно вскинула брови.
– Некуда! Потому что обложили со всех сторон!
– Ты чего, бежишь от кого? – Глаза Анжелы восхищенно загорелись. Ситуация начала ей напоминать один из любимых американских боевиков.
– Бегу!
– От ментов?
– Нет.
– От бандитов?!
– Не думаю... Эти ребята покруче будут.
Она посмотрела не него с недоумением. В ее представлении круче ментов и бандитов ничего на свете быть не может.
– Ух ты, неужто чекисты? – нашло на нее жуткое озарение.
– Да хватит ерунду молоть! Не знаю я! Знаю только, когда найдут – убьют.
– За что? – У Анжелы перехватило дыхание.
– За то, что слишком умный и много знаю.
– Тайн?
– Вообще. Умных не любят.
– Правильно, – согласилась она. – Вон меня в школе не любили. Поэтому и пришлось с восьмого класса уходить.
Бруевич недоуменно посмотрел на нее, переваривая услышанное, потом расхохотался.
– Ну чего ты ржешь, как лошадь Пржевальского? – обиделась она и снова надулась.
– Ладно, Анжелка. Не обижайся. Пойду я.
– Куда?
– На кудыкину гору воровать помидоры.
– Тебе же некуда идти. – Она задумалась, потом неожиданно предложила, с затаенным ожиданием смотря ему в глаза: – Оставайся...
Бруевич удивленно посмотрел на нее, пытаясь понять причину такой щедрости. И решил, что девчонка, переварив его слова, уже придумала себе историю и прониклась к нему романтическими чувствами. Как же, герой в изгнании, по пятам идут злобные враги. Как не помочь? Такое случается у всех женщин, даже у шлюх – молодых и старых, насквозь пропитанных цинизмом.
– У меня денег не хватит, – решил он опустить ее с небес на землю, зная, что деньги у шлюх – особенно болезненная тема. Но не тут-то было. Анжелу уже понесло по кочкам.
– За благотворительность ныне налогов не берут. – Она прижалась к нему всем телом.
– Хорошо. – Он ухватился за предложение. – Я обещаю тебе не мешать.
– Хочется верить, – произнесла задумчиво Анжела, вдруг усомнившись, что поступила правильно. Но отступать уже было поздно.
И он остался у нее. На некоторое время часть проблем была решена. Но все равно его положение оставалось незавидным. И нервы... Нервы, будь они неладны.
Ему казалось, что стоит вылезти на улицу, он тут же попадется на глаза врагам. И тогда... Черт возьми, только теперь он смог осознать, какую спокойную и полноценную жизнь он вел до сих пор. Как у Христа за пазухой. Серьезной неприятностью считался насморк. А грипп был катастрофой. Бояться приходилось только несовершеннолетнюю шантрапу, ошивающуюся у подъезда, от них в кармане был газовый баллончик – малолеток можно было травить им как тараканов. Сегодня же смерть шла за ним по пятам. Бруевич готов был поклясться, что наяву ощущает ее ледяное дыхание в затылок. Ни с чем не сравнимое ощущение. И когда это дыхание приблизится, то мир замерзнет – для тебя в нем больше не будет будущего...
В таком состоянии он провел у Анжелы пару дней. В общем-то здесь было довольно уютно. Шлюшка оказалась вполне мягким и покладистым человеком. Если не считать некоторых дурных привычек. Придя домой, она сразу врубала музыкальный канал. Познания ее о жизни и успехах попсы были огромны. Ни один из исполнителей не оставался без комментариев.
– Аэлита Барумова. Я от нее прусь, – всплескивала руками Анжела. – Группа «Центральный профилакторий»! Посмотри, какие все милые. Я тащусь...
За это время он узнал, от каких групп Анжела «прется», «тащится», «балдеет», какие музыкальные произведения – «улет», «балдеж», а какие «полный отстой», «старье», «лажа галимая» и «хрень моржовая».
Бруевич это раздражало, поскольку всю эстрадную тусовку он воспринимал, как мир насекомых. Порхают, жужжат, кусаются. А толку от них никакого – ни уму, ни сердцу. Так, заполняют экологическую нишу. Но для Анжелы это было окно в другую, шикарную жизнь...
Переживания и перемалывание в сознании всех своих неприятностей привели к тому, что веко у Алексея начало дергаться, а руки мелко подрагивать. И с каждым днем мысль о необходимости выбраться из своего нечаянного убежища казалась все более пугающей. Но выбираться все-таки нужно было. Анжелка, кажется, начинала все сильнее раскаиваться в своем подвиге. Романтика – это хорошо, но когда у тебя на шее дармоед, которого надо кормить... Программист долго прикидывал, как достать денег и не попасть в западню. И решил рискнуть.
Единственный человек, который мог помочь в беде и при этом не был засвечен, как его близкая связь, был Толя Гусак. Бруевич налаживал ему компьютерную сеть на фирме и делал программное обеспечение. За Толиком остался долг в штуку «зелени». Обещал отдать через месяц. Месяц уже прошел.
Анжела, уходя утром на свою многотрудную работу, оставила ему ключи. Когда он вышел из дома, то поежился. Светило солнце, но ветер дул пронизывающий, холодный.
На вылазку в город Бруевич шел как в атаку на укрепленные районы противника – то есть в душе заранее себя похоронил. Ему все время казалось, что на него все смотрят. И кто-то сейчас крикнет: «Вот он! Мочи его!»