Десантники Великой Отечественной. К 80-летию ВДВ
Шрифт:
Мачихин выбирал момент, когда можно будет поговорить с комбригом откровенно: не мог комиссар носить в душе сомнения, делая общее дело с Тарасовым.
Бригада стала на долгий привал в лесах за Полометью. Штаб, как обычно, очутился в центре многорядового круга: сперва редкие точки батальонных штабов, потом, подальше – цепочка ротных и взводных биваков и, наконец, линия боевого охранения. Все эти звенья сложного механизма соединения располагались достаточно далеко друг от друга, отделялись рощами, просеками, тщательно маскировались. Вскоре это многокольцевание
Комбриг Тарасов колдовал с радистами и светлобородым шифровальщиком Алексеем Бархатовым, надеясь на связь с Валдаем.
Комиссар Мачихин прислонился к дубу и пережидал, когда угомонится люд, чтобы отправиться в батальоны, выслушать комиссаров и политруков рот о состоянии подразделений, о настроении десантников.
– Видал, опять со связью нелады! – ругнулся Тарасов, подходя к комиссару. – Батареи сели, черт бы их побрал!.. Сводки Совинформбюро длинные и частые… Придется сократиться до одного раза!
– Без вестей с фронтов как обойтись, Николай Ефимович! – удивился Мачихин. – Газет не получаем….
– А вот так! – Тарасов был все же доволен: бригада переборола леса и болота, расположилась в заданном районе, ждет продуктов, настроение личного состава нормальное. Продолжил умиротворяюще: – Помню, на Дальнем Востоке десантный полк десять суток рейдировал по Уссурийской тайге на ученье. Без газет. Без радио. Маршал Блюхер дал отличную оценку занятиям! Понял, комиссар?
Имя Блюхера тогда было не в ходу, а к разговору прислушивались радисты, порученцы, штабные командиры, и Мачихин поспешно предложил:
– Николай Ефимович, прогуляться не хочешь?
– Нагулялся за день! – Комбриг заметил требование во взгляде комиссара и понял смысл предложения. – И правда, побывать в расположении Жука не помешает…
Отошли от штабного бивака. Порученцы следовали за ними в отдалении. Мачихин, не глядя на комбрига, проговорил:
– Коль уж ты сам, Николай Ефимович, заговорил о Дальнем Востоке, то скажи, за что там тебя отстраняли от командования?..
– Будто бы не знаешь! – усмехнулся Тарасов. – Знаешь, поди…
– В общем – конечно, а конкретно – нет.
– История уже… Надо ли? – Тон голоса Тарасова, как у человека, которому собираются причинить необязательную боль.
– Раз уж начали… Давай начистоту, Николай Ефимович.
А теперь, наверное, самое время предоставить слово бывшим сослуживцам комбрига Н.Е. Тарасова по Дальнему Востоку.
Из Пятигорска Алексей Мухортов, старейший парашютист Советского Союза, до Отечественной войны служивший в ОКДВА вместе с Тарасовым, переслал автору письмо-воспоминание Т.Д. Праведникова, который прошел в десантных войсках путь от рядового до офицера, был секретарем комсомольской организации батальона, командиром взвода, роты, начальником вещевого довольствия в 5-м авиаполку и 211-й ВДБ. Он видел Тарасова во всех ракурсах его десантной деятельности.
«Тарасов Н.Е. был строгим армейцем. Внешний вид определял сразу, каким должен быть командир Красной Армии. Опрятен. Быстр в движениях. Не принимал разболтанности. Всемерно поощрял физическую закалку личного состава. Он многое делал для становления десантной службы в РККА.
И вдруг Тарасов Н.Е., комиссар 211-й ВДБ Абрам Яковлевич Гринберг и комиссар авиаотряда Бойко оказались арестованными. В нашем окружении было много толков по поводу арестов – время такое настало!.. Узнали, что Тарасов был женат на дочери таежного золотопромышленника – лыко в строку!..
Примерно через полгода Тарасов встретился мне на территории банно-прачечного комбината 211-й воздушно-десантной бригады. Обмундирование на нем было ужасно изорванным. Большая борода с рыжинкой. Обнялись. Он заплакал. Я отвел его в баню. Обмыли, переодели. Потом – в парикмахерскую. Только сел в кресло и увидел себя в зеркало, как снова заплакал…
Тарасову тогда предложили вновь принять командование над ВДБ-211, но он отказался и уехал в Москву. Вскоре прислал письмо: назначен, мол, заместителем начальника школы летчиков гидроавиации в Крыму по строевой части…»
… – Ты об этом и хотел узнать и поговорить, комиссар?
– И об этом, Николай Ефимович…
– Не стесняйся! Со мною уже столько разговаривали, что я привык.
– Жесток ты бываешь, товарищ Тарасов. Молодые души нам доверены. Условия службы необычны…
– Десантник – штука немягкая, комиссар! Его предназначение – бой без пощады! А условия не мы с тобой создаем – фашист!..
– А как ты оцениваешь положение бригады?
– Странный вопрос! Разве ты сам не в курсе?.. Хреновое снабжение. Много просчетов в командовании. Большие потери сразу… Да ты к чему это клонишь, комиссар?..
Мачихин остановился и поднял ограждающе руки:
– Только не о том, о чем ты сейчас подумал, Николай Ефимович. Нет и нет! Говорю честно: сердце болит. Угасает пыл, меняется к худшему настроение немалой части бойцов бригады. Появились обмороженные. Раненые без помощи… В данных условиях можно было бы и сердечнее…
– И это мне в зачет? Давай, комиссар, выкладывай!
– Фу ты, товарищ комбриг! Как еж колючий… Должны же мы быть едины в оценке…
– Единодушие бывает только на погосте!
Мачихин сделал усилие над собой, чтобы не разразиться упреками и не свести разговор к мелкой стычке раздраженных людей.
– Нужно что-то предпринять, чтобы накормить, поддержать личный состав, Николай Ефимович.
– Связные посланы же через линию фронта. Сам знаешь, – остывал Тарасов. – Смотришь, в Валдае раскачаются. – Болезненно скривилось его круглое лицо: – Черт возьми, как легко быть умным задним умом!..
– Разведка Малеева на Малое Опуево обнадеживает. Не попробовать ли? – Мачихин набивал трубку табаком.