Десантура разминается
Шрифт:
– Вы из Чечни? – спросил мужчина, поправив очки.
– Какая вам разница? Жаждете ознакомить весь мир с вашей подлинной биографией? Времени на раздумья я вам не даю.
– Хорошо. Я немного в курсе дел об одной разработки по интересующему вас предмету. Кое-какие данные, возможно, смогу представить на следующей неделе.
– Вот это другое дело, – произнесла Алла. – Хотите немного выпить за успешное сотрудничество?
Это была условная фраза, услышанная остальными участниками операции благодаря скрытому на груди Аллы микрофону. После настала их очередь вступить в игру. К столику в самом деле двигались двое официантов.
– Сделал дело, вымой тело? Здорово, Титов! С Африки не виделись! – невысокий подвижный официант оказался Николаем Водорезовым.
– А меня узнаете? – спросил второй, уже немолодой, похожий скорее на метрдотеля или главного администратора.
Узнал ли он генерал-лейтенанта ФСБ Прохорова, Титов отвечать не стал. Он на какое-то мгновение сорвал с себя очки, но Водорезов перехватил его руку, помня предостережение Сократа Ивановича о том, что в дужках очков может находиться яд. Однако жест Титова был всего лишь нервным движением. Очки после быстрой проверки были возвращены на место.
– Как говорят в моей конторе: есть такая профессия – Родину продавать, – продолжил Сократ Иванович. – Вы этой профессией овладели почти в совершенстве. Ваш разговор записан, конечно, нам трудно будет доказать, что вы действительно хотели продать последние разработки «ЗРК», но мы постараемся...
– Старайтесь! – дернул всем корпусом Титов. – Все это шито белыми нитками! Это провокация, и я требую...
– Где бессилен закон, свое слово скажет пресса. И весь мир узнает о вашем сговоре с наркомафией!
– Бездоказательно!
– Ну и что? Можешь потом подать в суд, – в разговор включился Водорезов, на правах давнего знакомого называя бывшего референта на «ты», – хоть в международный, хоть в европейский, хоть по правам человека. Но это будет ПОСЛЕ. А ДО того ты, Титов, будешь замаран, и это самое главное. А что делает твой любимый Иван Эмильевич с теми, кто замаран или исчерпал себя?
Титов знал. И знал слишком хорошо.
– Все, Титов! Считай, Кит отплавался... Единственное, что можем пообещать, – это отход! – продолжил Сократ Иванович. – У тебя ведь наверняка есть припрятанные капиталы, загранпаспорт на чужое имя. Ну не поверю, что нет!
– И что из этого!
– Беги! Как только... Как только ты остановишь продвижение законопроекта о легализации наркотиков на территории РФ, беги! Преследовать не станем.
– Как я его остановлю?
– Для начала пошлешь на доработку... Сам же приложишь письмо, в котором напишешь, что легализацию наркотических средств лично ты считаешь нецелесообразной.
– Выходит, я сам отвергну собственный закон? Что подумают в окружении?
– А тебе не все ли равно? В тот же день ты должен будешь покинуть Россию!
Долгое время Титов сидел молча, точно окаменел.
– Титов, если ты начнешь вилять, я тебя лично грохну, и никто не спасет, – произнес последнее слово подполковник Водорезов. – Была, знаешь ли, такая хорошая служба Смерш, то есть смерть шпионам...
– Хватит, – с трудом сдерживая себя, отмахнулся Титов. – Я остановлю закон, я напишу, что целый ряд пунктов слабо проработан, нужны дополнительные консультации с профессионалами из Госнаркоконтроля, ФСБ, ГРУ, МИДа... Обязательно предложу задействовать в качестве экспертов ветеранские организации, церковь, независимых журналистов. Они уж точно закон не пропустят!
Сократ Иванович и Водорезов не сговариваясь переглянулись.
– Выходит, еще не всех купил Ширман? – спросил Николай.
– Не всех... Но если он узнает, что «Амнистию» сорвал ему ты, Водорезов, то бежать придется и тебе! Это мой последний добрый совет.
Николай лишь вздохнул. С одной стороны, Титов-Кит судил о людях исключительно по себе, с другой же... Ширману удалось расправиться и с «карателями» полковника Гнедича, и фээсбэшным полковником Казаковым. А они тоже все были профи не из последних.
– Все, Титов. Разговор окончен. Прощай!
Водорезов, Алла и Сократ Иванович покинули бывшего референта, а тот еще долго сидел на своем месте не двигаясь, точно превратился в каменное изваяние.
– Неужели они в самом деле хотели в открытую торговать наркотиками? – поинтересовалась Алла, как только они с Николаем переступили порог ее квартиры.
– Теперь уже вряд ли! – ответил Николай. – И в этом немалая твоя заслуга!
В самом деле! Звонить по телефону и произносить мудреные фразы на иностранных языках может любая. А вот так вот, один на один, и при этом суметь подавить, добиться своего...
– Он действительно шпион? – спросила Алла, чувствуя, как голова начинает кружиться от впечатлений прошедших дней.
– Бывший, – ответил Николай и неожиданно провел указательным пальцем по ее носу.
Так обычно делают с детьми или с очень близкими людьми. Жест этот ничего не значит, просто подчеркивает близость и родство. Алла хотела было еще что-то спросить, но Николай подхватил ее на руки и внес в комнату. И задавать вопросы сразу же расхотелось.
Все утро следующего дня Иван Эмильевич Ширман безуспешно пытался дозвониться до своего «дорогого друга» в правительственных структурах. Секретарша говорила, что он еще не пришел на работу, домашний и мобильный телефоны молчали. А между тем именно сегодня «закон о легализации» должен был быть окончательно утвержден для подачи в Госдуму. Сегодня же по одному из телеканалов должны были стартовать «Танцы с позорными волками», а во второй половине дня был намечен санкционированный митинг в защиту курильщиков марихуаны. Он должен был пройти у одного из зданий Госнаркоконтроля. К одиннадцати тридцати утра Ширман сумел дозвониться до одного из юристов, разработчиков закона и подчиненнных «дорогого друга».
– Он сказал, что должен срочно выехать на какие-то процедуры в санаторий, – ответил растерянный голос юриста.
– Что с законом? – с нетерпением, уже открытым текстом спросил взволнованный Иван Эмильевич.
– Сам не понимаю, – еще более растерянно отозвался юрист, – сказал, чтобы мы отдали его на какую-то странную экспертизу. И сам написал целый ряд поправок. Я даже не знаю, как вам сказать...
– Говори прямо! – Ширман уже окончательно потерял терпение. И, кажется, догадался, что произошло.