Деспот
Шрифт:
— Софья! Стоять!
Притормаживаю, схватившись за перила, и оглядываюсь. Мирон стоит на верхней ступени и подобен орлу, что увидел глупого сурка и собрался его сожрать вместе с потрохами.
— Не-а, Мирон Львович, — судорожно выдыхаю я.
— Мирон, — недовольно прищелкивает языком. — Без Львовича.
— Я выхожу из игры.
— Из одной вышла, в другую вошла.
— Хренушки!
Перескакиваю несколько ступеней и ускоряюсь. В вестибюле перевожу дыхание, и выбегаю на улицу под ночное небо. Сворачиваю на лево. Чуть поодаль
— Задержите его! — и бегу по шершавой брусчатке. — У него шарики за ролики заехали!
— Чего?
— Виталий! — повышает голос за моей спиной Мирон. — Я же тебя просил не курить!
— Это электронная сигарета!
— Выбрось! — голос Мирона меня нагоняет.
— Да чтоб вас!
Заныриваю в темную подворотню, в пятку впивается острый камешек. Тихо вскрикиваю, и на меня голодным зверем набрасывается Мирон, который вжимает в стену и тяжело дышит.
— Вы пьяный!
— Перейдем на ты, Софья, — сверкнув глазами, приближает лицо. — На ты и на Мирона.
— Вам бы не мешало проспаться, — прошипев слова, фыркаю, — тебе.
— А тебе поумнеть, — скрипит зубами.
— Хороший и своевременный совет! — толкаю Мирона в грудь. — Он бы мне не помешал неделю назад!
Вновь нависает надо мной. Что, спровадил бывшую невесту и решил новую завести, а я вот не согласна! Вслух я этого, конечно, не говорю, потому что мне и дышать тяжело.
— Что ты творишь, Софушка?
— А вы? Ты? Хватит! — прижимаю кулаки к вискам. — Я устала! Прекратите… прекрати меня мучить! Ты… Вы…Ты…
Впивается под мое возмущенное мычание в губы, и я через секунду в ярости отвечаю на его поцелуй. Как же я его ненавижу за все жестокие шутки, издевки и унижения! Задирает юбку и бесчеловечно прерывает нашу отчаянную связь, развернув меня к себе спиной. Юркает рукой между бедер и проводит пальцами по мокрой промежности, отчего я со стоном вздрагиваю. По позвоночнику пробегает теплая волна, и закусываю губы.
— Софушка, надо сказать, что ты одна из тех редких женщин, что буквально текут ручьем, — собирает пальцами смазку и медленно массирует ноющию от желания половые губы.
— Мирон Львович… Прошу… Мы совершаем ошибку…
— Мирон, — цедит он.
Сипло выдыхаю от уверенного толчка, который проникает в глубины разгоряченного чрева чуть ли не до пупка. По крайней мере, именно такое ощущение.
— Ты сегодня хочешь пожестче? — усмехается Мирон Львович и хватает за волосы, дернув тазом.
Нельзя кричать: разбужу спящих, а они вызовут охрану или полицию. Прикусываю кончик языка, запрокинув голову назад, и шумно с присвистом часто выдыхаю под беснующимся мужчиной, который рывками терзает меня. Вожделение клокочет, расплавляя внутренности жидким железом. Когда низ живота скручивает болезненным спазмом, Мирон Львович
Насаженная на член, содрогаюсь в оргазме, что режет мыщцы острым ножом и пронзает позвоночник вспышкой. Мирон Львович шепчет на ухо отвратительные пошлости, растирая пальцами пульсирующий бугорок, и рвано вжимается в ягодицы. Его экстаз сливается с моим в единое целое, и мир на мгновение меркнет звенящей в вечности темнотой, что теплым потоком семени растекается внутри. Интимные мышцы сокращаются, мягко обхватывая пульсирующий член, и рык Мирона затихает приглушенным стоном.
— А теперь, — хрипит, выскальзывает из меня и заботливо оправляет юбку, — поговорим, как взрослые люди.
Разворачивает к себе лицом и застегивает ширинку. Будь мы взрослыми и адекватными людьми, то этой ситуации не случилось. Мирон приглаживает волосы и заявляет:
— Я тебя не понимаю.
— А себя? — смотрю на него исподлобья.
— И себя в том числе, — тихо соглашается. — Соглашусь, игры пошли не по плану, но и отпускать я тебя пока не намерен.
— Пока? — охаю я и смеюсь. — То есть из-за эгоизма и неуемной похоти ты собрался меня взять временно замуж? Я все правильно понимаю?
— Ну… — Мирон хмурится и прячет руки в кармане брюк, перекатываясь с пяток на носки.
— Ты охренел? — тычу пальцем ему в грудь и развожу руками в стороны. — Может, ты мне еще денег предложишь, чтобы я вышла за тебя? Не нужны мне твои деньги! Ничего не нужно!
— Я утку с утятами в пруд запустил, — тихо и растерянно отвечает Мирон. — Вот скажи, нахрена мне утка и четыре утенка?
Недоуменно моргаю и облокачиваюсь о стену, скрестив руки на груди:
— Не знаю.
— Птичник вот строят.
— Очень интересно.
Я впервые вижу Мирона таким взбудораженным. Нервной походкой вышагивает передо мной, а я озадаченно наблюдаю за ним. И через несколько секунд меня озаряет. Так это же я про утку и утят говорила, когда жабой восхищалась.
— Утка… — удивленно тяну я, — утята…
— Да, — останавливается и злобно зыркает на меня. — Они же вырастут и будет пять уток! Пять! Будут ходить и гадить везде!
— А утка белая или пестрая?
— Белая, а бывают другие? — ошарашенно спрашивает Мирон.
— Бывают, — обескураженно киваю я. — Бывают даже черные. Черные и с белой грудкой.
Смотрим другу в глаза, и Мирон глухо интересуется:
— Почему мы говорим об утках?
— Ты же начал, — пожимаю плечами.
И шмыгаю. Согласна, взрослый разговор как-то не клеится.
— Да, еб твою налево, Софья! — сжимает переносицы. — Какая же ты…
— Какая?
— Сложная!
— А ты простой? — восклицаю и перехожу на разъяренный шепот. — Ты делаешь мне больно! И я хочу остановить твое веселье, которое меня, как твою Анжелу, в психушку сведет!