Дестини
Шрифт:
– Тут он его вынул?
– Ага!
– Ой! – Элен нервно вздрогнула.
– И знаешь, где мы были? – Присцилла-Энн залилась смехом. – В папином кабинете!
– В кабинете твоего папы? Ты шутишь.
– А вот и нет. У него в кабинете. Прямо на диване из искусственной кожи, которым он так гордится. И знаешь, о чем я думала? Вдруг пришло в голову, и все. Я подумала: а что, если вдруг что-нибудь случится, ну… – Она понизила голос. – Что, если он кончит – ясно? И туг я подумала: «А, ничего! Если так, кожа-то, слава богу, искусственная, и мы все салфеткой вытрем. Папочка и не
– Ты засмеялась? Прямо тогда? Когда он его вынул? Эдди обиделся?
– Обиделся? Да просто взбесился. Ну, сначала он его, конечно, убрал – запихнул в штаны и дернул «молнию» вверх. И вот тогда он и взбесился. Знаешь, Элен, я просто заревела в голос. Подумала: ну, все. Сейчас он хлопнет вот этой дверью, и я его больше не увижу. Только Эдди, наверное, стало меня жалко, потому что, чуть я заплакала, он вернулся, обнял меня, а я его поцеловала, ну и… немного погодя он снова его вынул.
– Присцилла-Энн Питерс, ты врешь! Этого не было.
– Нет, было! – На щеке Присциллы-Энн возникла ямочка. – Я ему сказала, что хочу посмотреть еще раз. Вот так!
– И не побоялась?!
– Нет. И вообще… – Присцилла-Энн потянулась. – Я сказала правду. Что хочу поглядеть. То есть я видела ребят в гимнастическом зале – да кто их не видел? Я знаю, что значит «встал» – трусы вздуваются. Но это совсем другое. Крупным планом, так сказать. И в цвете.
Наступило долгое молчание. Перед глазами Элен кружили образы, очень смутные и далекие от реальности.
– А он… Как он?.. – Она замялась. – Он красивый? Присцилла-Энн задумчиво свела брови и поразмыслила.
– Он вообще-то чудной, – пришла она к заключению. – Ужасно большой, я уже говорила. И вовсе не застывший, как я думала, а все время вроде как покачивается вверх-вниз, вверх-вниз, точно жезл. И цвет у него необыкновенный. Багровый, почти багрово-лиловый. – Она сглотнула. – Как, по-твоему, они все такие или только у него?
– Не знаю. Наверное, все. А… – Элен подняла глаза. Она чувствовала, что вот-вот опять засмеется и что Присцилле-Энн тоже хочется смеяться. – А ты его потрогала?
– Вот уж нет! За кого ты меня принимаешь? – Присцилла-Энн негодующе ее толкнула. – Он хотел, чтобы я это сделала, а я ни в какую. Но знаешь, что я все время думала? Я думала: господи, он такой огромный, так как же он влезает… ну, ты понимаешь.
– Боже ты мой! – Элен прижала ладонь ко рту и принялась смеяться. Присцилла-Энн тоже принялась смеяться, и они обнялись, чтобы не упасть, и прямо тряслись от смеха, пока у них слезы из глаз не потекли. Первой остановилась Присцилла-Энн.
– Перестань! – потребовала она. – Это же серьезно. – Она встряхнула Элен за плечи, и та поперхнулась. – Правда. Я ведь тебе уже сказала. Мне надо решить, вот сейчас разобраться, чего я хочу, и ты должна мне помочь. Что мне делать сегодня вечером? В автокино?
– По-твоему, он попробует…
– Конечно! – Присцилла поджала губы. – Они все одинаковые. С каждым следующим разом стараются зайти чуть дальше.
– Но дальше, по-моему, уже некуда.
– Много ты знаешь! Оно и видно. – Глаза Присциллы-Энн сверкнули презрением. – Я прямо сейчас могла бы назвать три вещи! Я-то знаю. Мне Сьюзи Маршалл рассказывала наверное. Сказала, что на такое она не согласилась, и вот тут, конечно, соврала. Слушай… – Она покосилась на дверь, пригнулась к уху Элен и начала быстро шептать. Глаза Элен раскрывались все шире и шире.
– В носовой платок! Да не может быть!
– А вот может! А потом… – Присцилла-Энн снова наклонилась и зашептала. Потом отодвинулась, и они уставились друг на друга. – Это правда. Я прежде тоже не верила. То есть чтобы вначале… По-моему, ничего грязнее не придумаешь, верно?
– И им это нравится? Присцилла-Энн умудренно кивнула.
– Больше, чем позволить все. То есть некоторым. Так сказала Сьюзи Маршалл.
– Но девушки… Девушкам же это не может нравиться. Фу! – Элен наморщила нос. – Вкус, наверное, противный.
– Сьюзи Маршалл говорит, что нет. И тогда нельзя забеременеть. Так она сказала. – Присцилла-Энн испустила вздох. – Ну и что мне делать?
Элен озабоченно покачала головой:
– Не знаю. Наверное, просто сказать «нет». Если ты будешь твердой…
– У меня не получается. – Присцилла-Энн скривила губы. – Вид у меня не такой – понимаешь? Тебе-то хорошо! Ты меня моложе, но, когда тебе хочется, ты выглядишь жуткой недотрогой. Ну, когда сердишься. Глаза у тебя тогда просто голубой лед. Ну, и твой голос помогает – какой-то не такой, холодный и английский. Тебя ведь боятся. Только не я, потому что ты моя лучшая подруга. Но таких хватает. Не знаю… Я ведь не такая. Когда я говорю «нет», получается как раз наоборот. Элен встала и нахмурилась, припоминая.
– Ты можешь сказать… Вот-вот: если бы он тебя уважал, то не стал бы так поступать…
– Ух ты! – Лицо Присциллы-Энн просияло. – Как здорово!
– Мама говорила, что… – Элен пожала плечами. – Может, это и сработает, но я не знаю.
– Мне нравится. И я попробую. Настоящий козырь! – Она прошлась по комнате, потом встала в позу перед зеркалом. – Если бы ты меня уважал, Эдди, ты бы этого не сделал! – Она обернулась. – Ну, как?
– Неплохо. – Элен широко улыбнулась. – Но попробуй похолоднее и с убеждением. Ну, будто ты глубоко обижена и… как это?.. и оскорблена в своих лучших чувствах. Вот именно. Ну-ка, попробуй еще раз.
Присцилла-Энн попробовала еще раз. Теперь голос ее прозвучал так, словно у нее что-то застряло в горле, и Элен еще с ней порепетировала. В конце концов Присцилла-Энн тяжело вздохнула:
– Хватит. Лучше у меня все равно не выйдет. Получается, правда, хуже, чем у тебя, но все-таки… – Она умолкла и уставилась на Элен в зеркале. – А ты бы могла стать актрисой, – сказала она. – Ты ведь мне говорила, что хочешь пойти в актрисы. Так, по-моему, у тебя получилось бы. Ты соображаешь, а с голосом умеешь делать все, что задумаешь. Ну а лицо… Даже я никогда не знаю, что ты думаешь на самом деле, потому что ты очень скрытная, когда тебе надо. И тогда ты скажешь что-нибудь – два-три слова, – а сама вовсе этого и не думаешь, но я тебе верю. И, значит, Эдди поверил бы. Вот бы мне так уметь!