Десять дней, которые потрясли весь мир
Шрифт:
«Товарищи, мы революционеры, а не разбойники», - ответил им комендант. Он повернулся к нам. Мы сказали ему, что по городу ходят слухи, будто бы арестованные юнкера подвергаются пыткам, а министры находятся в смертельной опасности. Не будет ли нам разрешено навестить заключённых, чтобы потом иметь возможность заявить всему миру…
«Нет!
– сердито ответил молодой солдат.
– Больше я не могу беспокоить заключённых. Мне только что уже пришлось разбудить их, так они думали, что их сейчас всех перебьют… Впрочем, ведь большинство юнкеров
«В таком случае, нельзя ли нам поговорить с думской комиссией?»
Комендант, наливавший себе в этот момент стакан чаю, кивнул головой. «Они ещё там, в зале», - сказал он небрежно.
И в самом деле, они стояли тут же, за дверями, в слабом свете керосиновой лампы и возбуждённо говорили о чём-то, окружая городского голову.
«Господин городской голова, - сказал я.
– Мы американские корреспонденты. Не будете ли вы любезны официально сообщить нам результаты вашего расследования?…»
Он повернул ко мне свое исполненное глубокого достоинства лицо.
«Во всех этих сообщениях нет ни малейшей доли истины, - медленно сказал он.
– За исключением тех инцидентов, которые имели место во время доставки министров сюда, с ними всё время обращаются как нельзя лучше. Что до юнкеров, то ни одному из них не нанесено ни малейшего ранения…»
По Невскому сквозь ночную тишину и мрак шли бесконечные и молчаливые колонны солдат, шли на бой с Керенским. По тёмным боковым улицам шныряли во все стороны автомобили с погашенными фонарями; на Фонтанке, 6, в штаб-квартире Совета крестьянских депутатов, в некоторых квартирах огромного дома на Невском и в Инженерном замке шла активная тайная работа. Городская дума была освещена снизу доверху…
А в Смольном институте работал Военно-революционный комитет, и искры летели от него, как от перегруженной током динамо-машины…
ГЛАВА VII
РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ФРОНТ
Суббота, 10 ноября (28 октября)…
«Граждане!
Военно-революционный комитет заявляет, что он не потерпит никаких нарушений революционного порядка…
Воровство, грабежи, налёты и попытки погромов будут строго караться…
Следуя примеру Парижской коммуны, комитет будет безжалостно уничтожать всех грабителей и зачинщиков беспорядков…»
В городе было спокойно: ни беспорядков, ни грабежей, ни даже пьяных драк. Ночью по молчаливым улицам ходили вооружённые патрули, а на всех перекрёстках дежурили вокруг костров смеющиеся и поющие солдаты и красногвардейцы. Днём на тротуарах собирались большие толпы, прислушивавшиеся к беспрерывным и горячим спорам между студентами и солдатами, между торговцами и рабочими.
Граждане останавливали друг друга на улицах.
«Идут казаки?»
«Нет…»
«Какие новости?»
«Ничего не знаю… Где Керенский?»
«Говорят, всего в восьми верстах от Петрограда…
«Говорят…»
Все стены заклеены, но газет мало. Разоблачения, воззвания, декреты…
На огромном плакате истерический манифест исполнительного комитета Всероссийского Совета крестьянских депутатов:
«…Они (большевики) осмеливаются говорить, будто они опираются на советы крестьянских депутатов. Не имея на это никаких полномочий, они говорят от имени Советов кр. депутатов. Пусть же вся трудовая России узнает, что это ложь и что всё трудовое крестьянство - Исполнительный Комитет Всероссийского совета крестьянских депутатов - с негодованием отвергает какое-либо участие организованного крестьянства в этом преступном насилии над волей всех трудящихся».
От военной секции партии социалистов-революционеров:
«…Безумная попытка большевиков накануне краха. Среди гарнизона раскол, подавленность. Министерства не работают. Хлеб на исходе. Все фракции, кроме кучки максималистов, покинули съезд. Партия большевиков изолирована…
Предлагаем… объединиться вокруг Комитета спасения родины и революции… и быть наготове, дабы в нужный момент по призыву Центрального Комитета оказать активное противодействие…».
Совет республики высчитывал свои обиды в следующей прокламации:
«…Временный Совет Российской республики, уступая напору штыков, вынужден был 25 октября разойтись и прервать на время свою работу.
Захватчики власти со словами “свобода и социализм” на устах творят насилие и произвол. Они арестовали и заключили в царский каземат членов Временного правительства, в том числе и министров-социалистов. Они закрыли газеты, захватили типографии…
Такая власть должна быть признана врагом народа и революции, с ней необходимо бороться, её необходимо свергнуть…
Временный Совет республики до возобновления своих работ призывает граждан Российской республики сплачиваться вокруг местных комитетов спасения родины и революции, организующих низложение власти большевиков и воссоздание правительства, способного довести измученную страну до Учредительного собрания».
«Дело Народа» говорило:
«…Революция есть восстание всего народа…
Кто признал “вторую революцию” гг. Ленина, Троцкого и им подобных? Обманутые ими небольшие группы рабочих, солдат и матросов и больше никто…».
А «Народное Слово» (орган народных социалистов):
«Рабоче-крестьянское правительство?
– Фантазия! Этого “правительства” не признает никто ни в России, ни в союзных, ни даже во враждебных странах!…»
Буржуазная печать на время исчезла вовсе…
«Правда» давала отчёт о первом заседании нового ЦИК, парламента Российской Советской республики. Народный комиссар земледелия Милютин заметил, что крестьянский исполнительный комитет созвал на 13 декабря Всероссийский крестьянский съезд.