Десять историй ужаса
Шрифт:
Однако теперь комната не была белой. Она была всех цветов радуги. Повсюду были разбрызганы краски.
— Николас, — произнес папа. — У тебя большие неприятности. Огромные неприятности.
Маленькие баночки из-под краски из моего набора валялись по всему полу. Красные, синие, зеленые, желтые и черные краски забрызгали белоснежный ковер, белоснежные занавески, белоснежное постельное белье, белоснежные стены. И посреди все этого безобразия, вся забрызганная кроваво-красной
— У тебя ровно минута, чтобы объяснить мне вот это вот все, — сказал папа. — Приступай.
— Я этого не делал, — сказал я. — Это сделала Ханна.
Папа язвительно рассмеялся.
— Ханна это сделала? Ханна взяла твой набор, самостоятельно отнесла его в нашу комнату, открыла баночки и расплескала повсюду краску?
— Да, — сказал я.
— Марш в свою комнату, Николас.
— Ну пап, я же не сделал ничего плохого!
— Ах, не сделал? Ступай в свою комнату и подумай там хорошенько, в чем ты не прав.
— Папа, это сделала Ханна! Она сделала это нарочно… чтобы меня подставить! Ты играешь ей на руку!
Папа окинул меня тяжелым, как камень взглядом. И ткнул пальцем в сторону моей комнаты.
Я ушел. Против папиного «каменного» взгляда не выстоишь.
«Она чудовище, — думал я. — Она настоящее чудовище».
Только ничего у нее не выгорит. Я найду способ их убедить, какой угодно. Я не покину семью. Уйдет она.
На следующий день, вернувшись домой из школы, я услышал душераздирающие крики из кухни.
Я ворвался в кухню. Ханна сидела в своем высоком креслице, вереща и смеясь. Рядом с нею стояла мама. И мама, и Ханна, и пол, и стены — все было покрыто густой зеленой слизью.
Зеленая слизь стекала у Ханны из уголков рта.
Ханна все заплевала зеленой слизью.
— Она чудовище! — заорал я. — Вот и доказательство!
Мама не удостоила меня вниманием.
— Ханна, ты непослушная девочка! — приговаривала она. — Вся кухня в протертом горошке!
Ханна шарахнула ложечкой по стоявшему перед ней подносу. Еще одна порция зеленой дряни забрызгала стены.
Все верно. Это была не зеленая слизь. Но вроде того. Протертый горошек. Он зеленый и склизкий.
Мама сказала:
— Николас, бери губку и помоги мне все это отмыть.
— А почему я? Это она устроила!
— Николас, я очень устала. Просто помоги мне, прошу.
Я уставился на рожицу Ханны, заляпанную зеленым месивом. Что-то в ней изменилось. Ее глаза. Ее глаза — они стали карими!
— Мама! — закричал я. — У Ханны глаза стали другого цвета! Я же говорил, она обладает зловещей силой!
На это мама только расхохоталась.
— Большинство малышей рождается с синими глазками, — пояснила она. — Иногда их цвет меняется за несколько…
— Мама, это невозможно!
— Да, Николас, меняют. Некоторые детки…
Я схватил ее за руки и затряс, пытаясь вразумить:
— Мама, ты ничего не понимаешь. Ханна промыла тебе мозги! Она пытается сжить меня со свету! Мы должны отправить ее назад… пока не стало слишком поздно!
— Довольно, Николас! Ты с самого начала ревновал к Ханне. Пора уже все это преодолеть и начать вести себя хоть немного по-взрослому!
Мне хотелось рвать и метать. Ну почему родители мне не верят? Как же мне открыть им глаза на темные Ханнины делишки?
Мама тем временем принялась оттирать протертый горошек с ее физиономии. Казалось, родинка на лице Ханны при этом светилась, словно маленькая искорка.
Но худшее было еще впереди.
Я сидел в гостиной, смотрел телик. Размышлял о своем. И вдруг услышал приближающийся шорох.
Шурх, шурх, шурх. Маленькие коленки шуршат по ковру.
«О, нет, — подумал я. — Она идет».
Я обернулся. Ханна ползла ко мне… сжимая в кулачке огромные ножницы!
Все ближе и ближе подползала она, и зловеще блестели ее глаза, и пульсировала родинка на лице.
Она собиралась меня заколоть!
— НЕТ! — заорал я. И попятился. Она неумолимо приближалась, ножницы угрожающе блестели.
«Ну вот и все, — подумал я. — Моя грудная сестренка меня убьет».
— Николас! — в дверях выросла мама. Она бросилась к Ханне и выхватила у нее ножницы.
— Спасибо, мам! Ты спасла мне жизнь! — воскликнул я.
— Как ты мог?! — закричала мама. — Как мог ты позволить Ханне играть с таким острым предметом?! Она могла серьезно пораниться!
— Пораниться! Мам, да она пыталась меня убить!
— Николас, это уж ни в какие ворота не лезет.
— Мама, она пытается сжить меня со свету! Она хочет быть единственным ребенком в семье!
— А по-моему, этого хочется как раз тебе! — ответила мама. — Думаю, нам предстоит очень, очень долгий и серьезный разговор.
— Я это не выдумал, мама! Почему ты мне не веришь? Ты же всегда доверяла мне раньше — пока не появилась Ханна!
Тут зазвонил телефон. Мама подхватила Ханну на руки и стремглав бросилась в кухню.
Через несколько минут я услышал, как она отчаянно закричала:
— О, нет! Нет! Не верю!
Я побежал в кухню — посмотреть, что стряслось. Мама плакала.
— Хорошо, доктор Дэвис, — проговорила она. — Мы приедем после обеда.
Она повесила трубку и зарыдала в голос. Она схватилась за стену, словно боялась грохнуться в обморок. Наконец, она перестала рыдать и взглянула на Ханну совершенно другим, каким-то странным взглядом. В нем явственно читался ужас.