Десять стрел для одной
Шрифт:
– Для мужчины – почти идеально. Иди, Полуянов, учись.
Дима заглянул через ее плечо. Носки (каждая пара аккуратно скручена) лежали по цветам. Два ряда абсолютно черных, дальше рядок коричневых, по несколько комплектов серых, темно-синих и белых.
И постельное белье, пусть и не выгляжено, но выстирано, сложено и тоже разобрано по комплектам. Пододеяльник, наволочка, простынка – в цветочек. Рядом – те же принадлежности, но в темно-бордовую клетку.
– Волк-одиночка был твой отец, – прокомментировал Полуянов.
– Да. Две наволочки
Дома они с Димкой спали под огромным «семейным» одеялом, Надя всегда показательно ворчала, когда невенчаный супруг вечером заставлял ее греть постель – и страшно (но молча) радовалась, когда он наконец являлся ей под бочок.
– Но одеял я не нашла! И чем мы обедать будем? – тяжело вздохнула она.
Полуянов закатил глаза, заворчал:
– Все. Надюха начала трепыхаться. Да расслабься ты! Пойдем по деревне прогуляемся, зайдем в магазинчик, купим там какого-нибудь сала, капустки квашеной. Водочки можно мерзавчик – символически, в честь новоселья.
– Представляю, что тут за водка!
– У меня на паленую нюх, не переживай, – утешил Полуянов. И начал распоряжаться: – Давай, открываем все окна – и уходим. А то тут запах, как в склепе.
Надя хотела сказать, что к ночи обещали всего плюс пять, незачем выстуживать дом. И опасно: все распахнуть и уйти. Но начнешь сейчас спорить – Димка презрительно бровь вскинет и клушей обзовет, уже проходили.
Поэтому только раритетную Библию, незаметно для Полуянова, бросила в свою сумочку. И поспешила вслед за ним во двор. Не удержалась, посоветовала:
– Ты бы хоть машину на участок загнал. А то зацепят на дороге.
– Надин, ты моя Надин, – Полуянов обнял ее, потрепал нежно по щечке. – Расслабься хоть на секунду. Обязательно тебе все проконтролировать!
Но послушно пошел открывать ворота.
Надя пока что прошлась по участку. Одуванчики, трава какая-то непонятная – все это вырвать надо. И прошлогодние листья выгрести. А деревья, наверное, надо удобрить, побелить им стволы. Книги, что ли, почитать по садоводству – чтоб хоть знать, с какого конца подступаться? Или с соседями пообщаться, спросить совета?
А вот на ловца как раз и зверь! Митрофанова увидела сквозь сетку-рабицу, отделяющую ее участок от соседнего, очень прямую женскую фигуру в дождевике и темных очках.
Дама вышла из дома. Долю секунды постояла на пороге. Уверенным шагом направилась к забору.
– Здравствуйте! – вежливо обратилась к ней Надя.
Никакой реакции. Тетка присела на корточки – в паре шагов от Митрофановой. Начала рвать зеленый лук. Ногти длинные, крашены мрачным болотным лаком.
– Добрый день! – повысила голос девушка. – Я ваша новая соседка.
Женщина повернула голову в ее сторону. Напряглась – словно прислушивалась. И снова склонилась над грядкой.
– Точно, блаженная… – пробормотала Митрофанова.
И поспешила к воротам – Димка как раз заезжал, правый машинный бок оказался в опасной близости от стойки забора.
Но машина прошла в миллиметре от препятствия, под колеса попал только шальной, неизвестно с чего здесь выросший бордовый тюльпан.
Когда Дима вышел из-за руля, показала ему на цветок:
– Как наша жизнь. Никогда не знаешь, когда оборвется.
– Ох, Надюха! – вздохнул журналист. – Заставлю я тебя сегодня тоже водки выпить. А то как-то слишком мрачно ты настроена.
Они медленно шли по поселку. Погода продолжала чудить: плотные белые облака то открывали кусочек летней сини, а то вдруг чернели, вскипали мелким, противным дождем. Надя тогда накидывала на голову капюшон своего любимого синего плаща с ромашками, пыталась всучить Полуянову зонтик, но он отмахивался. Подставлял под брызги лицо, ловил их губами. Как мальчишка, резво и радостно, сигал через лужи. Обернулся к своей спутнице:
– Слушай, прямо «Дачники» Чехова! Как хорошо, Надя, как хорошо!
Она подхватила:
– «Право, можно подумать, что все это снится. Ты посмотри, как уютно и ласково глядит этот лесок! Как милы эти солидные, молчаливые телеграфные столбы!»
– Ох, Надька, неоценимая ты моя! – расчувствовался Полуянов. – И борщи варишь, и классика цитируешь. Да еще приданое какое принесла!
– Слушай, а я все никак понять не могу… – задумчиво произнесла Митрофанова. – Почему отец вдруг обо мне вспомнил? Почему мне этот дом завещал?
– Тебе ведь сказал нотариус: больше некому. Жена умерла. А дочка и так богатая.
– Совсем не аргумент, – с сомнением отозвалась Надя. – Какая бы ни была богатая, а коттедж в ближнем Подмосковье никогда не помешает.
– Ну… значит, чувство вины. Нагадил мужик, ребенка на стороне сделал, никогда не помогал – а на старости лет раскаялся.
– Знаешь, Дима, мне гораздо дороже было бы, если б он просто позвонил. Или приехал. Захотел узнать, как и чем я живу.
– Надь, некоторые люди этого банально не умеют, – посерьезнел Дима. – Им проще не отношения строить, а откупиться деньгами. В нашей газете, кстати, модная тема. Отдел семьи постоянно пишет. Папа не читает ребенку сказки – но покупает ему айфон. А потом злится, что дитятко его воспринимает как ходячий кошелек.
– Ну да. В настоящую свою дочку, я так поняла, он хорошо деньги вкладывал. Нотариус рассказывал, все сбережения на нее потратил, когда ей в конце девяностых в голову взбрело в Америку ехать, мужа себе искать. А она – судя по тому, как все в доме организовано, – его и не навещала даже.
– А когда ей? Замужняя дама. То на Лазурке, то на Бали, – усмехнулся Дима. – И дом бы этот она сразу продала. Вот, кстати, еще причина. Отец твой не хотел, чтоб родовое гнездо из семьи ушло. Понимал, что родной его доченьке сантименты по барабану, с глаз долой – из сердца вон, на вырученные деньги – очередную шубку с машинкой купит. А ты окажешься достойным хранителем фамильной собственности.