Десять тысяч американских долларов
Шрифт:
Эдж окинул взглядом трупы и, наклонившись над телом старика, бесстрастно отметил, что после смерти он стал пахнуть еще хуже. Довольно долго он пытался снять с его пальца кольцо, но оно не проходило средний сустав. Эдж выругался, вытащил бритву и отрезал палец у самого ободка. Теперь невзрачное украшение легко соскользнуло с мертвой плоти, лишь слегка запятнавшись кровью.
Эдж внимательно осмотрел кольцо. Оно было выполнено в форме змеи, схватившей неестественно большой и плоской головой собственный хвост. Это ничего не говорило Эджу, но рисунок что-то должен был значить. Эдж стер кровь и попытался
После этого он снял с Эль Матадора пояс с двумя кольтами, убедился, что оба барабана полны, подогнал его под себя и надел. Переседлав лошадь, он направился на юг, не оглядываясь, но по хлопанью крыльев за спиной понял, что стервятники вернулись к прерванному пиршеству.
Кобыла не зря ходила раньше под Матадором, она была горячей и сильной, к тому же она была вымуштрована опасной жизнью, которую вели бандиты. Она доставила нового хозяина в Монтийо, когда жаркий день начинал медленно переходить в прохладные сумерки.
Появление на улицах городка неизвестного всадника вызвало множество удивленных и опасливых взглядов. Монтийо находился на границе между Сонорой и Синалой, и гринго заглядывали сюда не часто.
Это был довольно крупный город, с лесопилкой и серебряным рудником, но основу его благосостояния составляли поля сахарного тростника, на которых работала целая армия пеонов. На окраине Эдж не заметил особых признаков жизни, но проезжая по одной из двух главных улиц, он услышал звуки музыки. Он сделал вид, что не замечает изумленных взглядов, пока прямо перед ним не появился мальчуган лет десяти, который улыбался, демонстрируя все свои сломанные зубы.
— Гринго, — позвал он.
Эдж осмотрел его перепачканное лицо, оборванные штаны и рубашку, не угадав его намерений, рассеянно кивнул. Улыбка мальчишки стала еще шире.
— У меня есть сестра, сеньор. — Он прижал сложенные чашечками ладони к своей узкой груди и сделал ими движение вперед. — Ей нравятся американцы, очень нравятся, сеньор!
Эдж попытался выглядеть не слишком сурово и спросил, указав головой вперед:
— Что у вас здесь происходит?
— Фиеста, сеньор. День рождения нового мэра. Он не очень хороший мэр, но его выбирают, потому что в день своего рождения он утраивает фиесту. Там много девочек, но они не такие шикарные, как моя сестра.
Он повторил тот же жест. Эдж выудил из кармана один из тех долларов, которые дала ему Гейл при расставании, и бросил его мальчугану.
— Эстебан! — тут же раздался из темного двора голос.
Мальчишка расхохотался и бросился по улице в противоположном направлении. Из двора появилась толстая женщина. Эдж усмехнулся — эта масса в двести пятьдесят фунтов живого веса двигалась и в половину не так быстро, как мальчишка, — и продолжил свой путь.
Обе улицы выходили на площадь, на которой царило веселье. В центре стоял деревянный помост, освещенный факелами, на котором шестеро гитаристов развлекали с полусотни танцующих пар. На площадь также выходили двери десятка кантин, из которых вырывались крики веселящихся мужчин и женщин. Пьяные вываливались из этих дверей, но лишь для того, чтобы перебраться в соседнее заведение. Мелькали лица ребятишек, занимающихся тем же промыслом, что и Эстебан. Время от времени нанятые оборванцы поджигали петарды и бросали их в толпу, что вызывало веселое смятение от этой преувеличенной опасности. Эдж бесстрастно осмотрел происходящее и привязал лошадь к коновязи у «Монтийо-отеля».
Могучая белая кобыла довольно злобно оглядела жалких мексиканских ослов, составивших ей компанию, и быстро расчистила себе необходимое пространство. Кое-кто хотел бы заступиться за своих животных, но их отговорили, потому что Эдж выглядел не тем человеком, которого можно беспокоить по пустякам.
Эдж вошел в соседнюю с гостиницей кантину. Внутри стояли столы, за которыми мужчины и женщины делали вид, что слушают молоденькую девушку, которая пела у бара в углу. Ей аккомпанировал молодой человек, бросавший вопрошающие взгляды на окружающих. Эдж протолкался к стойке, служившей сдерживающим барьером от толпы пеонов. Тут же один из барменов подскочил к нему с подобострастной улыбкой.
— Сеньор?
— Пива.
Бармен выволок из-под стойки стакан сомнительной чистоты, отбил горлышко у бутылки с пивом и опорожнил ее в стакан, оценив свои действия в песо. Эдж шлепнул на стойку доллар, даже не прикоснувшись к выпивке. Пухлая липкая рука накрыла монету, но Эдж тут же припечатал ее своей ладонью. Бармен поднял голову и увидел, что Эдж ухмыляется ему в лицо.
— Доллар ваш, — мягко сказал Эдж. — Но если никто не придет ко мне до полуночи, чтобы поговорить об этой вещи, я вернусь и с деньгами заберу кое-что еще.
— Сеньор?
— У вас нелады со слухом? — процедил Эдж. — А на вид вы вполне здоровы.
Бармен проглотил комок, застрявший в горле, и внимательно осмотрел кольцо на руке американца.
— Я не понимаю, сеньор, право слово, не понимаю. Эдж хмыкнул, отпустил бармена и пошел к выходу. — Пусть спросят Эджа, — бросил он через плечо. Стакан с пивом оказался в руках какого-то пеона, который торопливо опрокинул его в глотку.
— Очень суровый человек, — сказал он бармену, возвращая стакан.
— Наверное, он имел в виду то, давнее дело… пробормотал бармен. Американец отвязал свою лошадь, отвел ее в конюшню, в которой храпел бесчувственный от выпивки сторож, и поместил ее в свободное стойло. Потом пинком разбудил сторожа. Когда бравый служака вскочил, он увидел долларовую бумажку, и, конечно, пообещал, что даже сам президентский скакун не получил бы лучший прием, чем кобыла гринго. Эдж кивнул и пошел прямо в отель, захватив ружье и с удовольствием слушая, как хлопают по бедрам кольты, позаимствованные у Эль Матадора.
Владелец отеля заявил, что все номера заняты приехавшими на праздник, но вид пятидолларовой купюры заставил его вспомнить, что одна комнатушка еще свободна. Эдж подписал какой-то листок и заставил его трижды повторить свое имя.
— Я буду ждать посетителей, — пояснил он. — Но если никто не придет, прошу меня не беспокоить.
— Конечно, сеньор, — отозвался мексиканец. Эдж поднялся по ступеням, с винтовкой в качестве багажа. Ему достался номер двадцать три. В тот момент, когда он открыл дверь, церковный колокол пробил шесть раз. Звуки доносились издалека и навевали меланхолию. Эдж справедливо решил, что таким образом здесь отмечается время, и что ему придется ждать еще шесть часов.