Десятая планета(изд.1945)

Беляев Сергей Михайлович

Отец вместе с дядюшкой Реджи, братом матери, старым холостяком, коротал дни своего вдовства в небольшом доме близ Рыночной площади. Дядюшка, отставной сержант Реджинальд Бранд, которому в 1917 году гранатой оторвало руку в Галлиполи, с гордостью носил военную медаль "За храбрость" и рассказывал мне множество удивительных историй. Кажется, они-то и зародили во мне сильное желание повидать тропические страны, чтобы самому познакомиться с тамошними чудесами. Тогда, ребенком, я и не подозревал, что действительность может оказаться гораздо причудливее тех приключений, о которых повествовал дядюшка, покуривая трубку перед уютным огнем камина в долгие

зимние вечера.

Помнится, рассказывал он об одном корабле, который был так велик, что когда становился поперек Дуврского пролива, то его нос упирался в шпиц башни Кале на французском побережье, а развевавшийся на корме флаг смахивал в море с дуврских скал стада пасшихся там овец. Мачты этого корабля были так высоки, что мальчишка-юнга, отправлявшийся по вантам на верхушку, опускался обратно на палубу уже глубоким стариком с предлинной бородой. Рассказывал также дядюшка, будто ему пришлось однажды ехать на яхте в Вест-Индию среди островов по такому узкому проливу, что рукою можно было дотрагиваться до прибрежных скал, усеянных золотыми самородками и драгоценными камнями. Рассказывал он еще и о проливе Балламбанг-Джанг, который потом я тщетно разыскивал в географических атласах. На деревьях, росших по берегам этого узкого пролива, жило такое множество обезьян, что невозможно было управлять парусами: обезьяньи хвосты обязательно попадали в блоки и перепутывались с веревками.

Слушая эти истории, я давал себе клятву сделаться путешественником.

С течением времени добродушный мир дядюшки начал принимать оттенок таинственной мрачности, и к тому времени, о котором я собираюсь рассказать, дядюшка считался в Эшуорфе старым ворчуном и надоедливым спорщиком. Имея военную пенсию, дядюшка большую часть своего времени проводил в харчевне "Королевский тигр" в приятном для него обществе завсегдатаев этого учреждения. Хозяин "Королевского тигра", косоглазый Том Бридж, славился в окрестностях Эшуорфа как непревзойденный чемпион карточной игры. Водились за Бриджем и другие делишки. О них расскажу несколько позже.

Обычно дядюшка с раннего утра сидел в "Королевском тигре", пыхтя огромной бразильской трубкой, набитой "Западным сфинксом", то есть третьесортным табаком по четыре пенса за пачку, и медленно отхлебывал эль из солидной оловянной кружки, с видом человека, достаточно поработавшего на своем веку и теперь имеющего законное право беспечно тратить свою маленькую пенсию.

Нередко он возвращался домой навеселе и дразнил меня, называя "необлизанным медвежонком", на что я очень обижался. "Необлизанный медвежонок" означало "увалень". Это выражение происходило от глупого поверья, будто бы новорожденный детеныш медведицы не имеет медвежьего вида до тех пор, пока мать не вылижет его.

А я рос вовсе не увальнем, и у меня на руках наливались отличные мускулы.

Однажды я поспорил с дядюшкой серьезно, и он, извинившись, перестал дразнить меня.

После смерти мамы воспитание мое перешло к нашей старой служанке Оливии, так как ни отец, ни дядюшка не имели для этого достаточно свободного времени. Впрочем, вряд ли можно было назвать старания Оливии полноценным воспитанием. Оливия следила, чтобы я был вовремя накормлен, а курточка и штанишки мои были в исправности. Это приучало меня к аккуратности.

Потом я начал ходить в школу графства и во всем был предоставлен самому себе.

Когда-то в окрестностях Эшуорфа добывали уголь, но к моему времени шахты были заброшены, так как оказались истощенными. Эшуорфские мальчишки, в том числе и я с приятелем моим Эдом, сыном аптекаря Орфи, часто упражнялись в лазаний по старым шахтам, охотясь там за летучими мышами. Это было гораздо интереснее, чем ходить с Оливией по воскресеньям в церковь, где настоятель преподобный Иеремия произносил проповеди, в которых я не пвнимал ни слова. Дядюшка в этом отношении всецело был на моей стороне, доказывая Оливии, что ребятам в моем возрасте прогулки на свежем воздухе полезнее, чем проповеди Иеремии. Понятно, я был согласен с дядюшкой.

С церковной площадки открывался прелестный вид на горы, окружавшие Эшуорф, и на простор океана. Серые башни замка Олдмаунт красиво выделялись на фоне леса Патрика, покрывавшего горы. Прямо под Эшуорфом, за верхним шоссе, ведшим в соседний городок Уэсли, возвышалась скала Двух Роз и площадка над ней, откуда можно было видеть побережье в обе стороны. А за площадкой, я знал, были самые интересные заброшенные шахты, из которых страшной и таинственной славой пользовался Длинный Хобот – шахта, куда решались спускаться только редкие смельчаки. Эд хвастал этим подвигом. Я же ни разу не бывал там. Путешествие к Длинному Хоботу было не близким. Но я всегда мечтал спуститься туда и проверить, правда ли, что там нет дна.

Лазая по горам, я думал о том времени, когда вырасту большим и отправлюсь в далекое заокеанское путешествие. Этому способствовало, помимо рассказов дядюшки, чтение книг с описаниями неизвестных стран. Как страстно я завидовал владельцу Олдмаунта, который обычно каждую осень отправлялся путешествовать по белу свету! Весною лорд Паклингтон обычно приезжал в Олдмаунт и жил очень уединенно в своем замке. Я ни разу не видел его, да и мой отец не очень охотно рассказывал о своем хозяине, хотя встречался с ним и, разумеется, зяал все дела Олдмаунта. Можно было только понять, что лорд Паклингтон занимался наукой и очень хорошо относился к своим служащим, что некоторыми жителями Эшуорфа рассматривалось как чудачество.

Когда я окончил начальную школу, отец мой, неожиданно для всех, отдал меня в Дижанский колледж, где, как известно, могут получать образование только дети очень состоятельных родителей. Этим я был обязан милости лорда. Он дал моему отцу необходимые средства и рекомендацию. Ее было совершенно достаточно, чтобы прекратить среди воспитанников колледжа всякие разговоры о моей совсем неаристократической фамилии. Больше того, я приобрел среди одноклассников даже друзей, восторгавшихся моими успехами в стильном плавании, футболе и боксе. На каникулы в Эшуорф я приезжал ненадолго, так как один из товарищей, Роберт СМОЛА, постоянно приглашал меня к себе в имение его отца, где мы отлично проводили время. К Новому году я посылал поздравление моему благодетелю лорду Паклингтону, сообщая о своих отметках, на что отец неизменно отвечал мне:

"Его светлость благодарит тебя за поздравление и желает дальнейших успехов".

С третьего класса моим расположением стали пользоваться биология и ботаника. Я считал, что эти науки могут пригодиться в предстоящих путешествиях и что довольно приятно будет сделать какое-нибудь открытие в виде редкого растения, произрастающего в тропических дебрях, куда проникнуть я дал себе слово.

С Робертом я строил самые необыкновенные планы, и отец его, видный негоциант, обещал отправить нас в путешествие по Средиземному морю, лишь только мы станем постарше.