Десятая планета(изд.1945)
Шрифт:
– Знаю, знаю, – ответил Паклингтон. – Хм… не стоит волноваться. Искусственные вирусы не так стойки, как вы думаете. Молодой аптекарь, снабжающий меня реактивами, тотчас сообщил мне о таинственной эпидемии и о хлопотах, которые она причинила уважаемому доктору Флиту. Я видел его рецепты. Они очень правильны. Я вижу улыбку на твоем лице, Сэм. Никогда не надо смеяться над тем, чего ты не вполне понимаешь. Флит старый, а потому и очень опытный врач. Он сообразил, в чем дело. Он дознался в разговорах с пациентами об источнике заразы. Сегодня я повидался с ним. Мы вспомнили, что когда в 1918 году появилась на фронте странная болезнь, которую все врачи признали "лихорадкой неизвестного происхождения", потому что не знали ее и путались в диагнозах,
Мне хотелось узнать, что проделал со мной Паклингтон здесь, в этой лаборатории. Он сообщил:
– На родину, в Эшуорф, я должен был явиться никому неизвестным. Я уже сделал почти все опыты, оставалось закончить последний и принять меры к возвращению себе прежнего титула. Мне казалось, что в Масатлане я окончательно избавился от вас, Вандок. Исчез Мильройс, исчез Рольс, и вот здесь, в окрестностях Эшуорфа, поселился некий Добби. Мой верный Мигли, оставшийся кить в Уэсли на средства, посылаемые мною через его дочь Лиз, выстроил при помощи Айзидора Пингля этот дом. Жаль, бедняга Айзидор скончался, я не застал его в живых. Мигли расскажет тебе о последних минутах твоего отца, Сэм. Он умер с именем любимой жены и с твоим именем на устах…
Слезы невольно навернулись мне на глаза при этих словах Паклингтона.
– Мигли – мой вернейший друг, – продолжал Паклингтон, когда я успокоился. – Это он выследил здесь Вандока, установил, что тот пишет свои донесения в "Нептуне" и относит их на почту, адресуя на литеры "С. С.". Он же узнал, кто был действительным получателем этих писем.
Вандок вздохнул.
– Почтмейстер еженедельно получал от меня…
Паклингтон снисходительно кивнул головой.
– Но Мигли давал ему больше. Зачем я прибыл сюда? Мне надо было проделать последний проверочный опыт. И обязательно на человеке. В Бирме я мог бы нанять любого туземца, а здесь? Надо было посредством измененного вируса "бушм-агого" сразу изменять структуру белка в человеческом организме и потом опять восстановить прежнее состояние. Я не мвг срывать работу всей моей жизни. Надо было искать отчаявшегося человека. В прошлом году осенью на берегу канала Уэсли я встретил юношу, готовившегося на дне канала покончить счеты с жизнью. Но когда я привел его сюда, я узнал, что на пути мне опять встретился ты, Сэм, сын моего Пингля, мой ученик в Бирме, тот самый, который помог мне в Белл-Харборе. И тогда в мое сердце впервые закралось неприятное беспокойство.
– Не думайте, что я нарочно повстречался с вами…- начал было я, вспомнив подозрения о моей связи с Вандоком.
– У тебя был тогда такой вид кандидата в мертвецы, что подобные подозрения исключались, – просто сказал Паклингтон. – Я долго колебался. Но интересы науки побороли. У тебя заболела голова. Я сказал, что это желтая лихорадка. Ты мне поверил. Я сделал тебе под предлогом лечения прививку вируса. И я бы все остальное проделал незаметно для тебя…
– Ах, ваша светлость! – всплеснул руками Вандок.- Если б я в Масатлане не возбудил ваших подозрений, тo вы и со мной проделали бы такую штуку? Вот почему вы спрятали от меня зеркало и сами разика два побрили меня…
– Какой вы догадливый! – засмеялся Паклингтон. – Но вы сами позаботились о себе, разбив пробирку с вирусом. Сэм тоже почти догадался, когда тайком от меня побежал в Эшуорф и его никто не узнал. Тогда он устроил мне бурную сцену, и пришлось рассказать ему сказку о джиррах…
– Теперь это дело прошлое,-отозвался я.
– Тогда обратимся к настоящему, – сказал Паклингтон и взял со стола большой конверт с гербовой печатью.Слушай, Сэм, – произнес он, глядя мне в глаза,-месяц назад я послал мою рукопись в научное медицинское общество. Я описал все мои открытия и опыты. Я ждал ответа, решающего мою судьбу. За мою ученую деятельность я должен был Получить титул. Но вчера вечером пришел ответ. Читай…
На веленевой бумаге под гербом стояли краткие строки:
"Уважаемый мистер Добби.
По докладу непременного члена общества изобретений и открытий относительно сделанных вами заявлений, касающихся познания природы так называемых вирусов, вы пожалованы почетной пожизненной пенсией в один фунт стерлингов в год, что в среде ученых является высшей наградой за биологические работы.
Принося вам почтительные поздравления, как мои лично, так и моих коллег, вместе с тем считаю для себя приятным долгом поставить вас в известность, что ваши материалы о вирусах направлены в соответствующую комиссию, а постановление о почетной пенсии – в финансовое бюро для оформления.
Примите мои уверения и пр.".
– Держу пари, – вскрикнул Вандок, поднимаясь со стула,- подписано лордом Паклингтоном… то есть Мерлингом!
– Да нет же, – ответил я. – Подпись неразборчива..- – Не все ли равно? усмехнулся Паклингтон. – Ясно, что Добби может называться, как ему вздумается; Мильройсом или Рольсом. Но он уже никогда не сделается прежним лордом.
Вандок поерошил волосы на затылке.
– Трудно бороться с мерлингами, ваша светлость. Теперь мне все ясно, "как в микроскопе", сказал бы толстяк, ежедневно пьющий содовую в аптеке. Вот что, Сэм… Лишь только мы отчалим отсюда, дай волю своим кулакам. Поколоти меня. Готов получить тумаки, которые пришлось тебе получить за меня. А кстати, добавь и еще. Я виноват, что помогал Мерлингу.
Минуту длилось тягостное молчание. Все стало понятным для меня. Глубокая жалость охватила меня при виде бывшего лорда Паклингтона.
Но он не унывал.
– А ну-ка, джентльмены! – весело сказал он. Помогите мне сунуть в огонь герб лорда Эшуорфа. Смотрите я уже сочинил себе и рисунок герба. На щите я написал девиз: "Традиции и уверенность". Но пусть сгорят они, побежденные предрассудками и ошибками…
Паклингтон бросил в камин письмо о почетной пенсии, потом конверты, какие-то бумаги, фотографию молодой чопорной леди с нитями жемчуга на длинной тонкой шее, тетради, куски черновиков…
Акварельный рисунок на картоне, сунутый в камин Вандоком, долго корчился на угольях и, наконец, вспыхнул, наполовину испепеленный.
– Неужели вы хотите сжечь свои работы? – пробормотал я, смотря на костер в камине. – Если вы устали и не хотите больше заниматься наукой, то вспомните о Лиз… вспомните обо мне…
– Ты прав, малыш, – бодро сказал Паклингтон. – Вы оба мои ученики. И благодаря вам я тоже чувствую себя молодым. Не беспокойся, работать я не перестану. И не жалей меня. Самое дорогое- моя наука – остается со мной. И я не один: ваша молодость – моя опора, мой резерв, с которым я пойду дальше в бой против научных предрассудков. То, что я сжег здесь, – это пустяки, личные дела. Ведь мой научный архив на змеиной станции. Сегодня утром я получил от Лиз тревожную телеграмму. Она сообщает, что очень важные причины заставляют срочно перевести мою станцию и архив из Бирмы на запад. Она уже нашла и подходящее место где-то в Верхнем Пенджабе. Она требует, чтобы я немедленно приехал. Я послал радиомолнию и жду ответа.
– Я с вами! – крикнул я с мольбою и умолк, вспомнив Эдит.
Вандок встал и учтиво поклонился.
– Возьмите и меня, ваша светлость. Поздно как будто мне менять профессию. Но уж у меня джирры будут вести себя отлично. Я переправлю всех ваших змей, куда прикажете. Хоть на вершины Гималаев. Будьте покойны. Номер четыреста двадцать один сейчас навсегда вычеркивается из списка обитателей нашей планеты. Останется Дик Вандок…
Он прислушался. По шоссе мчался мотоцикл, приближаясь к вилле.