Десятилетия. Богатая и красивая
Шрифт:
В этот вечер, после ужина, Джой вошла в кухню и сразу же исчезла в своей спальне с огромной голубой коробкой английской соли и бутылкой хлорки. В девять часов Эвелин заглянула к ней, желая убедиться, что дочь к десяти будет в кровати. Эвелин постучала, Джой откликнулась, пригласила ее зайти. Комната Джой была одновременно похожа и на комнату маленького ребенка с его плюшевыми медведями и другими атрибутами детства, и на комнату девочки-подростка, увлеченной роком и «Битлз». Дверь в ванную была приоткрыта, и Эвелин спросила, можно ли войти.
– Разумеется.
Джой стояла в ванне, напялив на себя джинсы – одни из тех, что купила сегодня. Она успела
– Знаешь, потом они будут замечательно сидеть, – сказала Джой.
Эвелин улыбнулась.
– Представляешь, – сказала она, – я только что вспомнила, что когда мне было столько лет, сколько тебе, мы использовали старые чулки для укладки волос. Мой отец приходил в бешенство. Я носила их все время, причем длинные концы болтались вокруг моей головы, а снимала я их только перед школой или праздником.
– Ты хочешь сказать, что не только наше поколение такое сумасшедшее?
– Нет, – ответила Эвелин. Она наклонилась, чтобы поцеловать красивые пышные волосы дочери, но тут Джой резко подняла лицо, и поцелуй получился взаимным.
– Я обязательно лягу к десяти часам. Я обещаю.
– Спокойной ночи, – сказала Эвелин. – Крепкого сна. – Она вышла из комнаты дочери.
На следующий день Лидия спросила Эвелин, что делать со штанами, валяющимися в ванной у Джой. Эвелин вместе с горничной пошла посмотреть. Джинсы Джой были разложены на полотенце на полу. Джой растянула их и приколола в тех местах, где были бедра и щиколотки. Сверху лежала записка, написанная крупным почерком: «Опасно для жизни! Не подходи! Убьет!»
Эвелин рассмеялась, объяснила Лидии, что это детские шалости, и попросила не трогать джинсы. Лидия пожала плечами, насыпала порошка в ванну и принялась ее отчищать.
«Ардслей» располагалась в уютном уголке на 77-й улице между парком и Лексингтоном в здании из темного камня. Когда-то в начале столетия здесь размещалась резиденция одного железнодорожного магната. Тут были мраморные ступени, хрустальные подсвечники и огромные – от пола до потолка – французские двери, которые вели в сад и которые преподаватели открывали в погожие дни осенью и весной.
«Ардслей» считалась лучшей в городе школой как по уровню подготовки детей, так и по престижу. Журнал «Лайф» посвятил целый подвал методам преподавания в «Ардслее». Считалось, что этот метод комбинировал лучшие достижения в сфере образования, – он основывался на мягком отношении к ребенку, позволяющем развить его индивидуальные способности. Здесь отдавали предпочтение классическому образованию с упором на основные дисциплины: язык, естествознание, математика и философия.
Выглядело замечательно, но когда Джой попала туда, то обнаружила, что это заведение мало чем отличается от других школ, которые она знала. Что действительно выделяло «Ардслей», так это подбор учащихся. Здесь просиживали штаны сыновья и дочери известнейших кинозвезд, президентов крупнейших корпораций, даже один девятилетний французский граф. За детками приезжали шоферы на редких лимузинах, даже прилетали самолеты, мотавшиеся между Европой и Америкой; их школьные сумки были непременно от Гуччи; девочки делали прически в Кеннефе, а мальчики получали «порши», как только сдавали на права.
Джой быстро догадалась, что ее приняли только потому, что школа претендовала называться демократической. Она знала, что отец ее богат, но вскоре поняла, какая огромная разница лежит между людьми «богатыми» и «очень богатыми». Было и еще одно отличие Джой от других детей – она оказалась чуть ли не единственным ребенком, чьи родители оставались в браке. Подавляющее большинство имели отчимов, мачех, сводных братьев и сестер. Ребята хорошо научились стравливать бывших супругов и извлекать из этого выгоду – выпрашивать шмотки, побольше денег, новую стереосистему, а то и яхту.
Они много и долго обсуждали секс. Одна из девочек клялась, что спит со своим сводным братом, – впрочем, она же уверяла, что это кровосмесительство. Некоторые соглашались, что это так и есть, но другие полагали обратное – никакого кровосмесительства, ведь сестра и брат сводные, а не родные.
Сначала Джой чувствовала себя очень одиноко. Она не сумела ни с кем подружиться, она не примыкала ни к одной из группировок. Каждый день она шла из школы и в школу одна, и никто не приглашал ее в субботу прошвырнуться до «Блумингдейла» или в «Кинг-Кэрол» послушать записи. Джой не хотела опускаться и на карманные деньги покупать «травку», чтобы разделить ее с другими ребятами и таким образом приобрести друзей. Такая дружба – купленная, а Джой была слишком горда. Она чувствовала, что единственно верный путь ждать, пока кто-нибудь первым подойдет к ней.
И в октябре такой момент наступил. Иви Хеллман, которая сидела за Джой в комнате для домашних занятий, обратилась к ней с просьбой подделать записку, позволившую бы Иви уехать из школы во вторник вечером.
В продажу должны были поступить билеты на концерт «Битлз», и Иви позарез нужно было добраться до билетной кассы в Гардене. Джой не отказала, чувствуя, что это и есть то приглашение, которого она давно ждет. И на изысканной, очень дорогой почтовой бумаге миссис Хеллман появилась фальшивая записка: «Поскольку Иви назначен прием у дантиста во вторник вечером, не могли бы Вы быть любезны отпустить ее в это время с занятий?»
В понедельник вечером Иви сообщила Джой, что учитель ничего не заподозрил и разрешил Иви уйти. Само собой разумеется, Иви спросила, не хотела бы Джой тоже купить билет.
Джой и Иви быстро стали неразлучными подругами.
Иви жила в двухэтажном особняке из четырнадцати комнат на перекрестке Парковой и 73-й улиц. Ее отчим вел дела по бракоразводным процессам людей богатых и знаменитых. Мать Иви была родом из Виргинии и постоянно моталась в Олд-Вестбюри в свой любимый охотничий клуб. Ее настоящий отец являлся наследником крупной бумажной корпорации в Западной Европе. По словам Иви, он превратился в гомика, что и послужило причиной развода родителей. Застав своего супруга в постели с декоратором, занимавшимся оформлением их нового шикарного дома, мать Иви немедленно подала заявление о разводе Джеку Хеллману, который не только помог ей добиться расторжения брака и получить огромную компенсацию, но и женился на ней.
Подруги поболтали о том, как ведут себя в постели гомики. Девочки не раз слышали это слово, но не знали точно, что оно означает. Разговор зашел в тупик, они сменили тему на свою излюбленную: о себе, своих мечтах и планах.
Иви заявила, что хотела бы заполучить в любовники Мики Джаггера, а когда он ей надоест, она станет поэтессой и, несомненно, будет бисексуальна – надо ведь все испытать в жизни, не правда ли? Еще она хотела бы приобрести огромный особняк где-нибудь на пустынном берегу, может быть, в Тунисе, куда бы она водила своих любовников.