Десятые звездные войны
Шрифт:
Я провел остаток вахты, следя за показаниями приборов и делая все возможное, чтобы повысить настроение команды. Затем я сказал Кетцлеру, что он может не бояться мятежа. «Эревон» ушел. Наш собственный корабль, который могли бы захватить смутьяны, никто не способен довести до обитаемой планеты. Даже если станцию затягивает в Край Света, то внутри мы в большей безопасности, чем снаружи.
Из головы у меня не выходил рассказ старого Хабибулы о вызове командора Стара. Я велел дежурному экипажу прощупать район к северу от Края Света с помощью всех возможных приборов. Они ничего не обнаружили, и все
— Восхитительно! — её холодный голос был сейчас странно спокойным и теплым. — Капитан, вы не могли бы нам заодно показать станцию? И не расскажете ли вы побольше об Аномалии и новых нарушениях? Мы тут слышим тревожные разговоры.
Правда могла оказаться еще более тревожной, чем любые слухи, но я ей этого не сказал. Я согласился устроить им прогулку по станции перед обедом, по крайней мере, по двум причинам. Я хотел устроить команде что–то вроде смотра, чтобы повысить её дух, а заодно и поглядеть, не выдадут ли чем–нибудь себя гости. К тому же, хотелось сделать приятное девушке.
Методично наводя порядок в отсеках станции, я успел принять душ и побриться. Стряхнув пыль с лучшей формы, я поймал себя на том, что насвистываю от нетерпения. Когда я шел к ним, то заглянул в центр управления. Там царило страшное напряжение. Кетцлер не уходил с дежурства, хотя ему давно следовало лежать в постели и отсыпаться. Центр был большой комнатой в форме цилиндра в недрах ледяного астероида. Он медленно вращался вокруг своей оси, так что внутренняя поверхность цилиндра представляла собой бесконечный пол. Одна плоскость была проекционным экраном для наших телескопов, на второй находилась электронная карта, созданная по суммарным показаниям всех наших приборов. Кетцлер сидел за пультом компьютера, глядя на карту. Там, на карте, было изображено уродливое чернобрюхое существо, скорчившееся в центре огромной паутины из сияющих нитей, расползшихся во все стороны. Черное брюхо существа было центром Аномалии, районом, куда не могли проникнуть никакие приборы. Существо раскинуло пурпурные ноги — закартированные нами гравитационные силовые линии Аномалии. Яркие линии паутины — линии магнитных полей, разошедшиеся далеко за пределы крошечного ярко–зеленого круга, отмечавшего нахождение станции. Кетцлер вскочил, когда я коснулся его плеча.
— Как дела?
Я не обращал внимания на испуганное выражение его лица.
— Думаешь, она успокаивается?
— Пока нет, сэр.
Линзы очков увеличивали покрасневшие глаза.
— Я никогда такого не видел. И становится все хуже и хуже. Меня беспокоит гравитационный дрейф.
Он нажал на кнопку, осветившую кривой ряд желтых ярких точек на экране. Точки были пронумерованы. Каждая указывала положение станции в недавнем прошлом. Станция приближалась к брюху существа.
— Она просто–таки засасывает нас! — Он взглянул на меня поверх запотевших очков.
— Даже дюзы не помогают, сэр. Мы не справляемся с дрейфом даже на полной тяге.
— Мы делаем все, что можем, — заверил я его. — Если что случится, я в столовой.
Он
— Прежде, чем вы уйдете, я кое–что вам сообщу, — сказал он. — Тот новый астероид, который мы обнаружили севернее Края Света, он снова исчез!
Он показал на красную точку на экране.
— И еще одно, сэр. — Я услышал в его голосе эхо неодобрения. — Лазерные мониторы только что поймали сигнал, похожий на сигнал бедствия, с того же направления. Мы ничего не могли разобрать, кроме одного слова; мне кажется, это название корабля. Что–то вроде «Искателя»…
ВРАЖДЕБНАЯ МАШИНА
Несмотря на столь обескураживающее развитие событий, я попытался выглядеть спокойным и уверенным. Конечно, Аномалия весьма опасна, напомнил я Кетцлеру, однако именно этим мы и занимаемся на Краю Света — изучаем её опасности и приспосабливаемся к ним.
Устав от напряжения и изнурительных дежурств, экипаж по–прежнему занимался работой. Уцелевшие приборы следили за Аномалией, компьютер производил расчеты. Дюзы выстреливали в пространство струи огня, пытаясь противостоять гравитационному дрейфу. Ничего другого мы сделать не могли. Даже если история Жиля Хабибулы — правда, даже если «Искатель Квазара» борется с неизвестными силами Аномалии, мы ничего не могли сделать, чтобы помочь ему. Если мы проигнорируем угрозу Аномалии или недооценим ее, если мы не учтем собственных нужд, то ошибку исправить уже не сможем. Наши резервы были на пределе.
Даже в мыслях я не признавался себе, что нам грозит отчаянное положение. Я посоветовал Кетцлеру отдохнуть и отправился к Лилит Адамс и Жилю Хабибуле.
Она уже сменила строгую белую форму на нечто голубое, хотя и оставила на пальце страшный красноглазый череп. Даже при неполной силе тяжести её движения были плавны и грациозны. Она взяла меня за руку, и от этого прикосновения во мне, казалось, включились дюзы.
— Капитан Ульмар, вы очень добры.
Услышав это, я почувствовал себя так, как будто меня уже поглотила страшная Аномалия. Она шла рядом, невыразимо притягательная в своем голубом платье и вместе с тем недостижимая.
— Жиль отправился в кают–компанию закусить перед нашей экскурсией.
Я почувствовал укол ревности. Если эта странная история хоть отчасти правдива, если старый Хабибула действительно пытается возвратить себе утраченную юность, то такая девушка, как Лилит Адамс, может быть гораздо более важной частью эксперимента, чем все его драгоценные вина и икра. Мы нашли его в кают–компании. По–прежнему разительно невоенный в ярком желтом свитере и бесформенных штанах, он сидел за столом в компании последней из оставшихся у нас вольнонаемных, рыжеволосой толстушкой по имени Джина Лорд. Они распивали бутылку его вина. Он обхаживал ее, как заправский юноша.
— Ты готов, Жиль?
Лилит говорила так, будто не замечала вольнонаемной; таким холодным тоном говорят люди, привыкшие к безоговорочному повиновению и сами того не сознающие. Жиль Хабибула вскочил, весьма расстроив удивленную рыжеволосую дамочку. Он был совершенно трезв. То благоговейное уважение, которое он оказывал Лилит, убедило меня в том, что загадочная роль девушки весьма и весьма важна.
— Клянусь сладкой жизнью, — засопел он. — Не надо меня так пугать.