Десятые
Шрифт:
– С чем виноград?
– Зизифус. Ягода такая местная. Не пробовали?
– Не знаю… нет…
– Сейчас попробуете. На финики похоже… У вас сито есть?
Сергеев отозвался – «к сожалению», наблюдал за ней. Понимал, она на что-то решилась. Да ясно, не мальчик-колокольчик…
– Вино откроете?
– Да… А ребенок с кем? Рада?..
– Я с Диной оставила. Пусть поиграют.
– А что сказали?
Оляна пристально взглянула на него. Именно взглянула, но пристально.
– Ничего. Сказала, что хочу
– Ясно…
– Штопора тоже нет?
– Нет. Вилкой протолкну.
– Тогда всё выпить придется. – Она улыбнулась.
Сидели друг напротив друга в торцах кухонного стола. Между ними бутылка сладкого вина, две кружки вместо бокалов, тарелка с гроздью сизоватого винограда, каштаново-зеленой горкой этих местных ягод. Сергеев смотрел на них и вспоминал, как называется овал в объеме…
– Попробуйте, – кивнула Оляна, – и желание загадайте.
– Зачем? – Сергеев понимал, что выглядит смешно в своем напряжении, это «зачем?» прозвучало тупо, но расслабиться не мог.
– Ну, говорят же, что когда что-то в первый раз ешь, надо желание загадывать.
– А, да, слышал… – Взял ягоду; она был твердой, неаппетитной на ощупь.
– Только осторожней, там косточка внутри. Зуб не сломайте.
– Спасибо… Оля, извините, но это, – положил ягоду обратно, – это неожиданно… А Виктор?
– Что – Виктор? – в ее голосе послышались те нотки, с какими в тот вечер обращалась к котенку. – При чем он здесь?
– Ну как, он же муж.
– Парнишка он безголовый, а не муж… Сам всё потерял, и мы с ним вместе… А к вам я посидеть пришла. Пообщаться. Вы не думайте.
«Не думайте» прозвучало как «не бойтесь».
– Да я не думаю. Просто неловко как-то. Неправильно.
– Бирюками жить неправильно. А мы – люди. Нам общение нужно. Я вот с кем тут общаюсь? С Динкой да с детьми. Свихнусь скоро… Этот приезжает… лучше бы уж и не приезжал.
– Он работает. Деньги зарабатывает.
Оляна вздохнула протяжно, со стоном. Взялась за кружку.
– Давайте выпьем, Олег.
От «Олег» потеплело. Давно его не называли по имени… Чокнулись. Отпили.
– А разве здесь стали алкоголь продавать? – спросил он, передергивая плечами – сладкое вино не любил.
– Нет, это я в Михайловку ездила.
«Специально», – добавил Сергеев, и снова накатила теплая волна: специально, чтобы его угостить… «И не только», – усмехнулось внутри.
– Можно я закурю? – спросил.
– Конечно. Мой тоже постоянно в доме дымит.
«Это она уже говорила, в тот раз…»
– Я не в доме. Но сейчас на улицу идти, по-моему, неправильно.
– Это ваше любимое слово?
– В смысле?
Оляна улыбнулась, влажно блеснули крупные зубы.
– Вы несколько раз уже повторили это «неправильно».
– Ну, в пятьдесят пора уже определить для
– Вам пятьдесят лет? – На ее лице мелькнуло удивление и даже разочарование, кажется.
– Почти. Сорок семь.
– Сорок семь – не пятьдесят.
– Эх-х. – Сергеев поднялся, взял сигареты с подоконника, прошел к мойке, включил вытяжку. – После тридцати… тридцати пяти годы начинают мчаться так, что и не замечаешь…
Возвращаясь к столу, засмотрелся на Оляну со спины. Длинная шея, светлые волосы собраны в пучок, уши без сережек…
– Правда? – спросила она. – Да, я чувствую… Жизнь будто разгоняется. Всё сильней и сильней. Может, мне от этого и страшно. Проснусь однажды и пойму, что я старуха совсем, а ничего не испытала… никакой радости настоящей.
– Ну уж не до такой степени быстро. – И Сергеев сам, без напоминания, плеснул ей и себе вина. – Просто надо жить осмысленно. С целью.
– А у вас есть?
– Цель?
– Ну да.
Сергеев поднял кружку. Чокнулись и отпили вина.
– Сейчас – сценарий дописать.
– Это хорошая цель. А у меня вот нет цели никакой…
– Ну как это – у вас ребенок.
Оляна посмотрела на Сергеева так, что ему стало стыдно. Это был не упрек, а такая грусть. Грусть безысходности, что ли. Может быть, так смотрит на людей в лодке человек из воды, понимая, что ему в лодке нет места и он должен утонуть.
– Извините, я не про это, – сказал Сергеев. – Да, не только ребенок. Но был бы у меня сейчас такой ребенок, как ваша дочка, моя жизнь стала бы посветлее.
Сказал это неискренне, и сам это слышал. Уткнулся в кружку. Сделал глоток, а держал перед лицом с полминуты.
– Вам правда нравится Рада?
– Угу… да. Прекрасная девочка.
Оляна покачала головой. Вздохнула:
– Но какой она вырастет здесь, в таких условиях? Кого она видит? Что?.. Как в яме сидим…
– Да, у вас там нерадостно. Надо было на втором этаже снимать.
И она снова посмотрела на него тем же взглядом. «Не то я говорю, не то. Кретин тупой».
Вытянул из пачки сигарету, покрутил меж пальцев и сунул обратно.
– Еще вина?
Вместо ответа Оляна встала и подошла к Сергееву. Левому боку сразу стало жарко, будто придвинули раскаленную печку.
– Обнимите меня.
Он боялся посмотреть. Уставился на спинку стула, за которым она только что сидела. Руки лежали на столешнице. Мелькнуло: интересный кадр мог бы получиться. Впрочем, неоригинальный. Было подобное. Где-то было подобное. И не раз.
– Пожалуйста, Олег, обнимите. Мне так страшно. Пожалуйста.
Она говорила тихо, без слез в голосе, без истерики. Просила, лепетала…
– Ольга, я не могу. Нельзя. У вас муж.
– Я не буду с ним жить. Не могу его… От вида мутит, от запаха. Я или уеду, или вон с кручи вниз.