Десятый круг ада
Шрифт:
— Это святая святых нашего центра, — пояснил он. — Там колдует лишь один доктор Штайниц. Даже мне, его старшему ассистенту, редко удается заглянуть туда.
Он вывел гостей во двор. Юрген хотел было пойти вместе с Лебволем, но ассистент показал ему на жилой городок.
— Свободно ходить по запретной зоне вы сможете только через три дня, — пояснил Нушке. Пока не пройдете акклиматизацию и не получите пропуск.
Он вежливо поклонился Лебволю и повел Юргена к жилому зданию. Лебволь успел на прощание крепко пожать ему руку. «Держись, дружище! Наберись терпения. Не сдавайся!» — говорил его взгляд. Он долго смотрел вслед Юргену, опасаясь, как бы нервы любимого ученика профессора не сдали и, не дай бог, не пошел бы он на крайности.
А Юрген не помнил, как вошел в дом-барак, как Нушке завел его в комнату, порекомендовал выпить рюмку вина и пожелал приятного отдыха. Внимание его привлек шкафчик с бутылками. Нетвердыми шагами он подошел к нему, взял первую же попавшую в руки бутылку, открыл ее и наполнил стоящий у графина с водой фужер. Не думая, выпил. В бутылке оказался сладковатый ром. Спиртное не подействовало на него, и он снова наполнил фужер. Но пить противную жгучую жидкость больше не хотелось. Он брезгливо отодвинул фужер, оглядел комнату, в которой предстояло провести мучительные месяцы, а может быть, и годы, увидел кровать и, не раздеваясь, плюхнулся на нее лицом вниз. Тут же открылась дверь, и в комнате появился старик в белом халате.
— Порядок здесь для всех одинаков, — строго сказал он. — Отдыхать можно только в раздетом виде. Прошу вас, разденьтесь, пожалуйста, — голос его звучал уже мягче, словно извиняясь за предупреждение. — Иначе мне попадет за вас от коменданта.
Старик вышел. «Как он через закрытую дверь увидел, что я лег на кровать? — соображал Юрген. — Выходит, за мной следят повсюду…» Хотелось, чтобы мозг немедленно отключился от всего. Пересилив отвращение, он допил ром, разделся и лег, уткнув лицо в подушку. «Заснуть, заснуть, заснуть…» — сверлила его одна и та же назойливая мысль. Но сон не шел. Видения окровавленных людей, молящих о помощи, бежали к нему, Юргену Лаутербаху, бежали, оставляя кровавые следы, кричали, плакали: «Спаси нас! Спаси!» Юрген пытался спрятать голову под подушку, как можно крепче закрывал глаза, но видения не исчезали. «Боже мой! Боже мой! — простонал вконец измученный Лаутербах. — И это делает человек. И это происходит на священной земле. Человек без человечности! Земля, сознательно превращаемая нацистами в ад… Да! Да… Это ад, сущий ад… О, Данте! Великий, прекрасный Данте Алигьери! Что твоя «Божественная комедия»?»
Юрген широко открыл глаза и едва сдержал страшный крик. Из темноты на него наступали полчища крыс. Они ползли к нему, взбирались на кровать, а он не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Он только с ужасом смотрел, как крысы рвут его тело. Он не чувствовал боли, но, когда крысы кинулись на его горящий мозг, когда миллиарды невидимых бактерий захотели отнять у него способность мыслить, он закричал, закричал громко, так, чтоб его слышали все живые: «Это не земля! Это десятый круг ада!..»
16
Утреннюю тишину прорезала автоматная очередь. Потом еще одна и еще…
Ладушкин, раздававший в конюшне корм лошадям, выскочил на улицу. Возле вивария увидел трех эсэсовцев с автоматами. Со страхом и брезгливостью они смотрели на свою жертву, дрыгавшую лапками в предсмертной судороге у забора. Это был серый подопытный кролик, каким-то образом выбежавший из клетки. Боясь, что он разнесет заразные бактерии, эсэсовцы по приказу старшего ассистента Нушке немедленно застрелили его.
Подошли два санитара, совковой лопатой поддели мертвого кролика и бросили в цинковый ящик, крышку которого плотно закрыли. Место, где лежало зараженное животное, и весь путь, по которому оно бежало, продезинфицировали специальным раствором, потом посыпали каким-то белым порошком, запретив смывать его в течение суток.
Нушке сам расследовал происшествие. Оказалось, что одна из красных кормушек поломалась, сошла с рельсов и острым краем ударила в прутья клетки. В образовавшийся проем и выскочил кролик. Старший ассистент приказал лаборанту устранить повреждение в клетке и поставить кормушку на рельсы. Лаборант возился в зараженном помещении около часа. Оттуда Нушке отправил его в лазарет, теперь уже как подопытного, наравне с военнопленными зараженного бактериями чумы.
Первый немец стал жертвой чудо-оружия рейха.
Старший ассистент доложил о случившемся руководителю бактериологического центра, пожаловавшись на оберштурмбанфюрера СС Грюндлера, который в целях секретности не разрешает использовать в виварии военнопленных или славянских рабочих.
— Мы можем погубить не одного нашего соотечественника, — заключил он.
В самом деле, старший ассистент прав. Для работы с подопытными животными надо брать русских, лучше всего из рабочих, они здоровые и упитанные. В случае, заражения они автоматически станут объектами исследования, так сказать, дополнительным, ранее не планируемым материалом.
— Я дам распоряжение Грюндлеру, — согласился Штайниц. — А вы сами подберите для работы несколько славян. И лучше всего это сделать через зоотехника. Он подберет стоящих. Недаром его хвалит баронесса.
Нушке пришел в виварий, подозвал к себе великана-бородача, кормившего подготавливаемых для опытов животных.
— Отныне обслуживать красные кормушки будут только славянские рабочие. Я поручаю вам подобрать трех человек. Вечером представьте их мне.
— Подберу самых лучших, господин начальник! — ответил Ладушкин. — Не извольте беспокоиться. У меня нюх на стоящих работников.
Немец-лаборант, заразившийся чумой при ремонте красной кормушки, сослужил ему хорошую службу. Опасаясь за соотечественников, руководитель бактериологического центра решил наконец взвалить опасную работу на славян. Что ж, это на руку Ладушкину. Теперь он может взять на место лаборанта-немца своих троих помощников. Но из группы Генриха Циммермана у него имеются только двое, причем Пальчевского трогать нельзя. Он на не менее важной работе в мастерской баронессы — отвечает за сборку новых кормушек. Если разыскивать в отряде славянских рабочих остальных — Фимка мог бы дать их номера, то не вызовет ли это подозрение со стороны нового начальника концлагеря и эсэсовцев-охранников? Пожалуй, лучше не рисковать. Слишком многое поставлено на. карту, и теперь, когда приближается час выполнения задания, следует быть особо осторожным и осмотрительным. Безопаснее всего отобрать тройку славян из той же группы, чтобы была временно передана баронессе на уборку урожая…
Вечером Ладушкин представил Нушке троих новых славянских рабочих. Двое рослых крепких парней понравились старшему ассистенту, а третий — длинноволосый урод-коротышка вызвал на его лице гримасу брезгливости.
— Зачем нам нужна такая обезьяна?!
— У него золотые руки, господин начальник. Знает механизмы как свои пять пальцев. Всегда может починить кормушку, — объяснил Ладушкин, боясь, как бы Нушке не приказал заменить Фимку.
Старший ассистент недовольно поморщился. Потом согласился: