Десятый круг ада
Шрифт:
Никто из присутствующих не знал, что в действительности творилось в душе счастливого жениха. Для всех это была настоящая помолвка, а для Лебволя — конец затянувшейся миссии. Завтра он навсегда покинет Вальтхоф и вновь станет самим собой — Алексеем Сафроновым. Ибо завтра бактериологический центр будет взорван.
Лебволь остановился на понедельнике потому, что в этот день доктор Штайниц намеревался провести в своей главной операционной заключительные опыты над военнопленными. Лебволю было известно о проведенных на полигоне испытаниях бактериологического оружия ближнего боя. Эксперимент, по словам Нушке, превзошел все ожидания. Для устранения незначительных погрешностей потребуется недели две-три, после чего чудо-оружие будет готово к действию. Видимо, Штайниц последним опытом и хотел ликвидировать эти «погрешности», а потом уже обо всем доложить в Берлин.
Лебволь расценил, что случай самый подходящий, другого такого может и не быть. При взрыве бактериологического центра погибнет и создатель чудовищного оружия. Ладушкин поддержал его идею. А чтобы отвести от себя какие-либо подозрения, Лебволь и придумал помолвку. Эрна мгновенно ухватилась за его предложение. Свадьбу она назначила на третье воскресенье. До этого они должны наметить место, где провести медовый месяц. Мнения у них разошлись. Эрна предлагала живописные Альпы, а Лебволю хотелось в Восточную Пруссию. Баронесса предоставляла в их распоряжение свое прусское имение, и было бы неразумно не воспользоваться ее добротой. В конце концов Лебволь предложил компромисс: на следующий же день после помолвки поехать дня на четыре в Восточную Пруссию и на месте убедиться в прелести прибалтийской природы, а потом уже принять обоюдное решение. Эрна согласилась. Они оба поехали к баронессе и обо всем договорились с ней.
В качестве дара баронессе Лебволь намеревался взять ящики с рассадой уникальных цветов из сада дядюшки, а садовник Форрейтол поможет разбить в ее имении новые клумбы. Лебволь, понимал, что Штайниц не отпустит их с Эрной вдвоем, поэтому вторая машина будет очень кстати. Он деликатно намекнул, что во второй машине места много и баронесса при необходимости могла бы послать с ними своего человека — например, специалиста по животноводству. Баронесса ухватилась за эту мысль и через Эрну обратилась с просьбой к доктору Штайницу отпустить «зоотехника Ладина» для осмотра ее прусских ферм. Сама баронесса намеревалась выехать рано утром в понедельник, завернуть по делам в Берлин и первой прибыть в имение, чтобы подготовить его к встрече дорогих гостей.
Все остальное брала на себя Эрна. И сделала она это блестяще, уговорив, отца отпустить ее с Лебволем в гости к баронессе, где они думают потом провести свой медовый месяц…
Глядя на смеющегося племянника, профессор Шмидт не понимал его безудержного веселья. Несколько раз он пытался поговорить с Лебволем, но гости мешали, к тому же ему приходилось выполнять обременительные обязанности хозяина дома. Он видел, что неподдельная веселость Лебволя вызвана не только помолвкой. Звонкий смех племянника, мрачная улыбка и потухшие глаза дочери, шелест парчовых платьев, надоевший звон бокалов, пустые светские разговоры — все смущало профессора, вызывало раздражение, усталость, и, он ждал завершения этого праздника, как ждет конца затянувшегося спектакля измученный своей ролью артист.
Разошлись гости только с наступлением темноты. Последними уехали Штайницы. Лебволь сам заботливо усаживал их в машину, поцеловав на прощание счастливую невесту.
Утром, как и условились накануне, черный «мерседес» привез Эрну в Вальтхоф. Каково же было удивление Лебволя, когда вместе с ней из машины вышел Штайниц. Еще больше удивился Шмидт, узнав, что обоих руководителей лабораторий по инициативе начальника главного управления имперской безопасности Кальтенбруннера срочно вызывали в рейхсканцелярию на доклад к самому Гитлеру. Фюрер намеревался поторопить ученых с завершением работ: дела на восточном фронте складывались не в пользу немецких войск.
В первое мгновение Лебволь хотел перенести время взрыва бактериологического центра на более подходящий момент, о чем немедленно следовало известить Ладушкина. Ведь главный бактериолог рейха ускользал от возмездия. Следовало тогда отменить и поездку с Эрной в прусское имение баронессы. Но не покажется ли это странным окружающим, и в первую очередь оберштурмбанфюреру СС Грюндлеру, следящему за каждым его шагом? Нет, теперь ничего менять нельзя. Пусть все идет по строго намеченному плану.
Шмидт и Штайниц оставались в Берлине на ночь. Лебволь усиленно стал уговаривать кузину поехать вместе с отцом. Вечером можно было ей сходить в театр, но Регина категорически отказалась. Она поехала бы вдвоем с отцом, но сидеть в одной машине со Штайницем было выше ее сил.
Провожали руководителей лаборатории Эрна и Лебволь. Эрна наказывала отцу присмотреть новый спальный гарнитур для нее, а Лебволь умоляюще просил дядюшку поберечь себя.
После отъезда Штайница и Шмидта Эрна прошла в дом к Регине. Лебволь направился в бактериологическую лабораторию. Поскольку он уезжал почти на неделю, требовалось дать указание сотрудникам.
— Поскорее возвращайся, дружок! — поторопила Эрна. — Нам надо выехать пораньше.
Лебволь прошел в виварий. Ладушкин со своими помощниками возился возле новых, свежевыкрашенных красных и зеленых кормушек, утром привезенных ими из мастерской баронессы. По его взгляду он понял: все в порядке. Еще в субботу они обговорили детали, и теперь оба пунктуально выполняли их.
— Выезжаем в четырнадцать ноль-ноль, — строго предупредил Лебволь. — У вас все готово?
— Готово, господин Шмидт! — ответил Ладушкин. — Управляющий имением баронессы хочет послать своей госпоже ящик с рассадой его собственных цветов. Вы не будете возражать?
— Нет.
— Тогда, с вашего позволения, привезет ящик управляющий Фехнер.
Приготовленный Отто Фехнером ящик с рассадой, под тонким слоем земли которого лежала взрывчатка, должен был замести следы советских разведчиков. Ее было положено столько, чтобы на кусочки разнести машину. Такой же «гостинец» утром Лебволь заложил под, заднее сиденье своей легковой машины. Едва ли после взрывов гестаповцы сумеют определить причины катастрофы.
— Кто остается за вас? — спросил Лебволь.
Ладушкин показал на разухабистого веселого Фимку.
— Справитесь?
— Явольте — не беспокойтесь! Все сделаю в чистом виде, господин хороший! — вытянулся Фимка, явно польщенный доверием зоотехника. Фактически на него после отъезда Ладушкина и Лебволя возлагался контроль за взрывом. Он же обязан был с наступлением темноты, когда в бактериологическом центре оставались одни дежурные и бдительность охраны притуплена, подключить часовой механизм к заложенным в фундамент и стены завода толовым «кирпичам».
Лебволь прошел в бактериологическую лабораторию. Вначале у него возникла идея протащить туда несколько мин замедленного действия и подложить их, например, под автоклавы или в инкубаторскую. Федор Иванович не согласился с ним. Слишком на большое дело они шли, чтобы рисковать из-за двух бомбочек, которые могут в их отсутствие обнаружить сотрудники и всполошить охрану.
Вечером в лаборатории дежурил Лаутербах, и Лебволь зашел к нему: надо было осторожно намекнуть на взрыв в лаборатории. Он еще вечером пытался подменить его на дежурстве, но Юрген и слышать не хотел ни о какой поблажке. И сейчас Лебволь искал причину, чтобы в полночь как-то заставить его временно покинуть лабораторию.