Детектив с Лысой Горы
Шрифт:
Словно почувствовав, что представитель мужского пола смотрит на нее в окошко, Алиса потянулась всем телом, отчего и без того далеко не пуританского образца пеньюар перестал прикрывать самые выдающиеся части Алисиной фигуры. Потянувшись, Алиса еще раз бросила взгляд куда-то в конец улицы, развернулась и пошла к подъезду. Разумеется, она посмотрела в мое окно. Не знаю, заметила ли она меня – я, вообще-то, довольно подвижный и спрятался быстро. Впрочем, даже если она меня заметила, это же не я, прикрывшись носовым платком, гуляю по ночным улицам…
Спать мне оставалось недолго: Григорян, переехавший к нам в дом, в девять утра запускает свою адскую машину по производству бумаги. Единственный человек, которому это доставляет неудобство, – я. На самом деле, после того, как бумагу у него начали покупать жители Лысой горы, машина работает бесшумно. Какое-то заклинание. Оно и отводит весь производственный шум в другое место; хочется верить, что это место – не чья-то спальня… Вот Григорян и гоняет ее с утра до ночи. И хотя шума нет, небольшая вибрация, которую чувствуют только мои ломаные-переломаные кости, осталась. Так что в девять утра у меня теперь побудка. Не знаю, сколько я еще так выдержу. Вставать в девять утра! Если я продолжу в том же духе, то скоро начну делать зарядку, бегать вокруг дома, брошу пить и, вероятно, сразу после этого поменяю имя и фамилию.
А Надя (или Лена) тем временем свернулась клубочком, освобождая место для недавно сброшенного с кровати тела. Как же это по-женски – воспользоваться доверчивым детективом, использовать его достоинства, а затем сбросить с кровати. Я думаю, мужчины все-таки гораздо добрее женщин – да, они способны на ненависть, на предательство и даже на убийство, но только не на то, чтобы сбросить спящую женщину с кровати.
Глава вторая
Джентльмен в поисках десятки
Если вы хотите много зарабатывать – вы просто должны много работать
Я купил себе новый стол. У Шуры Бондаря. Может быть, кому-то он покажется несколько грубо сработанным, но меня устраивает. Судя же по той сумме, которую с меня содрал Бондарь, стол этот должен продержаться в рабочем состоянии самое малое до второго пришествия. В ансамбле же с новой табличкой на дверях он должен внушать уважение к детективу Алексу. Ко мне, стало быть. Эту ответственную функцию ему уже удалось реализовать целых два раза. В первом случае речь шла о гордости супруги начальника городской пожарной охраны госпожи Баскеровой. Гордость была около двадцати сантиметров в длину и обладала редким кремовым окрасом. Отличительной чертой этого пигмея собачьего племени был на редкость противный тембр лая. Если, конечно, у лая это называется тембром. Однажды утром, когда хозяйка уродца проснулась оттого, что ей надоело спать, а не оттого, что уши сворачиваются в трубочку от рева четвероногого друга, она поняла, что ее гордость пропала. Трудно сказать, почему она обратилась именно ко мне, думаю, потому, что я был единственным, кто одновременно и мог помочь, и жил достаточно далеко, чтобы ни разу не слышать воя собаки четы Баскеровых. Выполнить заказ было нетрудно. Нужно быть женой главного пожарного города, чтобы не знать, куда попадают пропавшие псы. Не секрет, что Пак всегда готов приготовить что-нибудь из халявного мяса, ну так ведь его заведение так и называется – «Быстрая еда». Не на Сенном же рынке ему мясо покупать, в самом деле. Там за него деньги платить надо. Лично я думаю так: прежде чем что-то приготовить, Паку приходится очень быстро за этим чем-то бегать – экономия по-корейски. Песик Баскеровых был не настолько быстр, чтобы убежать от повара-корейца. И пускай я пришел за ним слишком поздно и лаять он уже никогда не будет, но я ведь его нашел? По крайней мере, госпожа Баскерова эту голову узнала, я это сразу понял по ее цвету лица, и шуму, который она произвела, оседая на пол. Благодаря Алисе и Гансу я даже получил гонорар. Баскерова достаточно быстро поняла, что это просто плата за выход из нашего гостеприимного дома. Ганс в данном случае играл роль двери, которая открывалась только в случае получения детективом Алексом требуемой суммы. Наш ансамбль был отлично сыгран, правда мне эта сыгранность обошлась в десять процентов от гонорара. С другой стороны, без Алисы, а точнее, без ее цепного Ганса я и вовсе ничего бы не получил.
Второй случай был менее экстремальным, обошлось без отрезанных голов. Найти девчонку, сбежавшую из родительского дома, мне удалось достаточно быстро и практически без приключений. Ее даже не успели вывезти из города. Благодаря Киселю, местному авторитету, в помощниках у которого мне довелось проработать не один год, всё, что мне нужно было сделать, – это оказаться вовремя в правильном месте с деньгами и правильными словами. Деньги были не мои, а разговаривать я умею. Единственным риском было то, что торговцы живым товаром могли отказаться слушать. На этот случай я взял взаймы у Алисы Ганса, а у Киселя – мужика с доброй кличкой Мишутка. Я думаю, настоящий мишка, ну, который косолапый, уступает этому в размерах. В результате благодарные родители окропили мой стол вначале слезами счастья, а затем и гонораром, который тут же был уменьшен бдительной Алисой, со словами:
– Мы ведь теперь компаньоны?
Долю Киселя я вычленил сам. Думаю, половина суммы не могла обидеть даже нашего Мориарти местного разлива. Словом, деньги в моей заначке еще значились, в качестве постояльца и с некоторых пор компаньона я был любим хозяйкой, что означало безнаказанный доступ к ее кухне, а голод духовный я удовлетворял с помощью поселившегося у нас в доме Григоряна, который частенько сиживал у меня вечерами со своей безразмерной кружкой пива. Еще иногда мне удавалось прорываться в библиотеку Алисы. Стоит признать, что госпожа Копачевская все легче и легче соглашалась на вторжения в свои тайные владения. Кисель же, как-то зайдя в гости и, узнав, чем я зарабатываю на хлеб насущный, выразился емко и точно: «джентльмен в поисках десятки». Хотя нет, не точно, я ровно в два раза круче – ведь Алиса получает от меня двадцать золотых в месяц.
Глава третья
Ночная прогулка
Заставлять человека не спать по ночам может либо садист, либо инструкция.
В эту ночь меня никто не сталкивал с постели – некому было, – но около пяти я снова проснулся. Уж не знаю почему, но первым делом я глянул в окно. Небо было затянуто тучами, и поэтому женский силуэт я заметил только потому, что подсознательно был уверен: Алиса снова мечтает под окнами. В этот раз она, вероятно, решила не ограничиваться скромной прогулкой, и, постояв несколько секунд, все убыстряя шаг, двинулась в сторону Крещатика. Нет, я далек от мысли, что с такой женщиной, как Алиса, может что-то случится, да и прогулки по ночам я обычно предпринимаю исключительно по хорошо оплаченному делу, но… Но просто я подумал: а если утром окажется, что с ней что-то стряслось? Мне будет как-то не по себе. Чтобы мне, любимому, было по себе? Нет! Через сорок секунд, потраченных на одевание, я бежал по Прорезной, уродуя стены домов своей колышущейся тенью.
Алиса двигалась со скоростью сорвавшегося с оси колеса, в голове не укладывалось, как такие маленькие ножки могут семенить с такой частотой. Шум моего дыхания вероятно уже доносился до всех, имеющих уши, в радиусе километра, а Алиса, не сбавляя темпа и не давая к себе приблизиться, уже добежала до Крещатика. На углу она остановилась, повертела головой и решительно свернула за угол. В этот момент я почувствовал себя последним идиотом. У девушки – свидание, а я гоняюсь за ней со старательностью то ли оскорбленного супруга, то ли полоумного отца. Прикинув направление движения моей хозяюшки, я срезал угол путем преодоления двух заборов и оказался где-то метрах в пятидесяти перед Алисой. Но нет, видно, любовничек поджидал пылкую женщину несколько раньше: никаких признаков появления этой самой женщины в поле зрения не наблюдалось… Будем считать – размялся; давно я так не бегал. Но какова Алиса! Я даже позавидовал тому неизвестному счастливцу, к которому женщины бегают с такой скоростью. Я успел пройти лишь несколько шагов по направлению к Прорезной по печально известной четной стороне Крещатика, где порядочная девушка должна появляться лишь в сопровождении мужчины, когда до моих ушей донесся всплеск, затем еще один… По Крещатику, по самой его средине, бежит речушка шириной метра три и глубиной метра полтора-два. Как ее только ни называют, но сути это не меняет: всё, что вытекает из домов по обе стороны от Крещатика, рано или поздно заканчивает свой путь в этой речке-вонючке, чтобы затем на ее волнах попасть в Днепр.
Я все-таки человек опытный: всплески, которые я услышал, могли означать только одно – кто-то то ли плыл, то ли барахтался в… Меня аж передернуло – лучше не думать, в чем.
Штаны придется выбросить. Вместе с рубашкой. Очень сильно хотелось сделать то же самое с тем существом, которое я удерживал на вытянутой руке, дабы еще больше не запачкаться и чтобы коготки этой бестии не расцарапали мне лицо. Не так давно я не по своей воле обзавелся шрамом и считал, что дальнейшее работа над моим имиджем – излишня. Бестию еще каких-то полчаса назад звали Алисой Копачевской, и мне очень хотелось верить, что после того, как я ее хорошенько выдержу под холодным душем (как будто у меня есть другой), с ней снова можно будет разговаривать.
Однако светало, а предстать перед земляками в таком виде в компании с полуобнаженной Алисой в мои планы не входило. Не хватало только на патруль напороться: наши гвардейцы с перепугу творят такие чудеса храбрости, что лучше от них держаться подальше. Окончательно попрощавшись с рубашкой и плюнув на возможные раны, я скрутил Алису и закинул ее на плечо. Жаль, что она не весит раза в два больше, то-то было бы весело ее тащить. К моему удивлению, Алиса, оказавшись в плотном контакте с моим плечом, почти сразу притихла. Ближе к дому, я даже обеспокоился – жива ли. Не знаю, что ее заставило влезть в ручей, но в здравом уме Алиса бы это не сделала, даже если бы всё дно его было усеяно золотыми рублями… Впрочем, быть может, тут я и переборщил, золото способно и не на такие чудеса. Ломиться к Алисе я не стал, решив обойтись собственным душем. Благо, бочка с водой была полна и всё, что мне оставалось сделать, это раздеть Алису, положить ее в ванну и открыть кран. Вдруг я сообразил, что из стадии неприятно-непонятной ситуация плавно переходит в неожиданно-шокирующую. Я и раньше полагал, что у Алисы хорошие пропорции, но действительность превзошла все ожидания. Впрочем, восхищение быстро исчезало под натиском гусиной кожи. Синюю дрожащую Алису я обернул в свою старую фланелевую рубаху и уложил в кровать. По крайней мере, мне удалось избавиться от запаха. Помывшись сам и пристраиваясь рядом с Алисой, я искренне понадеялся, что утром окажется, что все это был только сон.