Детектив США. Книга 12
Шрифт:
— Вот ты все знаешь и все разложил по полочкам, но ты скажи: ты смог бы различить нас с Сильвией? То есть сказать, кто есть кто? Где Грация, а где Сильвия?
Я недоуменно взглянул на нее, а Сэм, услышав, что сказала Грация, оскалился и воскликнул:
— Давай, легавый, соглашайся, я тоже посмотрю, какой ты умный!
— Что-то я не понимаю тебя, Грация. Как это различить вас?
— Ну и ну. А еще сыщик. Неужели непонятно?
— Нет, — ответил я, так как действительно не понимал, что она хочет.
— А дело в том, — воскликнула Грация, — ты, наверное, думаешь различить нас сейчас в таком виде, в каком мы находимся. Это, конечно, трудно, но возможно. Мы же поступим по-другому. Мы пойдем с Сильвией в другую комнату и там разденемся донага. А потом выйдем к тебе и ты попробуешь нас различить. Ну как, покажешь свою прыть??
Я задумался. Что бы это могло значить? Из задумчивости меня вывел голос Сэма:
— О чем задумался, идиот? Говори «да», и дело с концом. Да и я развлекусь, глядя на вас.
Наконец-то до меня дошло, что предлагала Грация.
— Ты знаешь, Грация, твое предложение для меня не подходит. Вдруг в самый интересный момент нас прервет Мэрфи?
— Ну и дурак, — коротко бросила она. — Когда Мэрфи придет сюда, будет уже поздно. Ты не знаешь, что под виллой есть подземный секретный ход, который выведет нас далеко отсюда. Сожалею только, что мы не успели попрощаться с этим букой Мэрфи, впрочем, он не поймет этого. Кончай с ним, Сэм, — приказала она.
Но прежде, чем автомат завел свою песню смерти, я поднял трубочку, поднес ее к губам и сильно дунул в нее, направив на негра. Легкий свист — и игла вонзилась в его горло.
Бесконечное удивление в его глазах сменилось выражением боли. Я вовремя бросился на пол — Сэм судорожно нажал на курок автомата. Еще мгновение, и негр упал.
Я оглянулся: Грация и Сильвия лежали на полу в луже крови.
Я вздохнул, а затем, поднявшись на ноги, пошел и сел в кресло. Скорее, повалился, нежели сел…
Лейтенант Мэрфи смотрел на меня с нескрываемым любопытством, смешанным с недоверием.
— До сих пор не могу понять, как вам это удалось!
— Стараемся! — ответил я скромно, а затем добавил: — мне поспать бы сейчас!
— В компании с теми трупами, которые вы оставили на своем пути? — сострил Мэрфи.
— Сейчас уже все равно, — пробормотал я, — только бы никого не видеть.
— Вы, несмотря на массу отвратительных черт характера, довольно-таки спокойный парень. Дело в том, что вначале, увидев вас и ваш нахальный вид, я решил, что вы, будучи… — тут Мэрфи замялся, — идиотом, решили мне показать, какие вы там все умные в Нью-Йорке и какие мы обалдуи здесь, в Лос-Анджелесе. А теперь мне хотелось бы услышать от вас самый детальный рассказ, начиная с того самого момента, как вы ступили ногой на территорию нашего города.
Я посмотрел на него с недоверием, потом, взяв голову в руки, застонал:
— О боже…
Дэшил Хэммет
Большой налет
Пэдди Мексиканца я нашел в шалмане Лароя. Пэдди, симпатичный аферист, с виду — король Испании, оскалил в улыбке все свои крупные белые зубы, толкнул ко мне ногой стул и сказал сидевшей напротив девушке:
— Нелли, познакомься с самым благородным сычом в Сан-Франциско. Этот дядя сделает для тебя все на свете — лишь бы закатать тебя потом на пожизненное. — И, повернувшись ко мне, показал на девушку сигарой: — Нелли Уэйд, и ей ты ничего не воткнешь. Ей работать ни к чему, у нее отец — бутлеггер.
Нелли: тоненькая девушка в голубом; кожа белая, глаза продолговатые, зеленые; короткие каштановые волосы. Ее хмурое лицо ожило и похорошело, когда она протянула мне через стул руку, и мы оба посмеялись над Пэдди.
— Пять лет? — спросила она.
— Шесть, — поправил я.
— Черт, — сказал Пэдди, ухмыляясь и подзывая официанта. — Когда же я обману хоть одного легавого?
До сих пор он обманывал всех — он ни разу не ночевал в тюрьме. Прейс Кардиган раздела до нитки пятерых молодых людей в Филадельфии. Мы с Даном Мори поймали ее, но потерпевшие не захотели давать показания, и ее выпустили. Девчонке шел тогда двадцатый год, но она была уже ловкой мошенницей.
Посреди зала одна из артисток Лароя запела: «Скажи, чего ты хочешь, и я скажу, чего я дам.» Пэдди долил джину в стаканы с имбирным ситро, принесенные официантом. Мы выпили, и я дал Пэдди клочок бумаги, где были карандашом написаны фамилия и адрес.
— Горячка-Мейкер просил передать, — объяснил я. — Вчера его видел на Фолсомской даче. А это будто бы его мать, просил тебя заглянуть к ней — не нужно ли ей чего. Как я понимаю, это значит, что ты должен отдать ей его долю с последнего вашего дела.
— Ты меня обижаешь, — сказал Пэдди, пряча бумажку и снова извлекая из-под стола бутылку джина.
Я опрокинул второй стакан и подобрал уже ноги, налаживаясь домой. В это время с улицы вошли четверо новых посетителей. Узнав одного, я остался сидеть. Он был высок, строен и наряжен во все, что полагается иметь на себе хорошо одетому человеку. Остроглазый, остролицый, с тонкими, как лезвия, губами и остроконечными усиками — Бритва Вэнс. Я удивился: что он делает в пяти тысячах километров от своих нью-йоркских охотничьих угодий? Пока я дивился, я повернулся к нему затылком, сделав вид, будто слушаю певицу, которая пела теперь посетителям: «Стать бы мне бродягой». За ней, в углу, я заметил другую знакомую личность из другого города — Фарта Джима Хакера, круглого и румяного детройтского бандита, дважды приговоренного к смерти и дважды помилованного.
Когда я снова принял нормальную позу, Бритва Вэнс и трое его товарищей уже расположились за два стола от нас. Он сидел ко мне спиной. Я оглядел его соседей.
Напротив Вэнса сидел молодой великан, рыжий, голубоглазый, румяный, с красивым — на свирепый и грубый манер — лицом. Слева помещалась смуглая девушка с бегающими глазами, в понурой шляпке. Она беседовала с Вэнсом. Внимание рыжего гиганта было приковано к четвертой персоне. Она того заслуживала.
Она не была ни высокой, ни низкой, ни худой, ни пухлой. На ней была черная косоворотка с зеленой вышивкой и серебряными штучками. На спинке ее стула висело черное манто. Лет около двадцати. Глаза у нее были синие, рот алый, зубы белые, локоны, видневшиеся из-под черно-зелено-серебряной шляпки, — темно-каштановые; и был у нее носик. Словом, если не воспаляться из-за деталей, она была миленькая. Так я и сказал. Пэдди Мексиканец согласился: «Ничего»; а Анжела Грейс предложила мне подойти и сказать О'Лири, что она мне нравится.