Детектив США. Книга 2.
Шрифт:
— Подготовка, — кивнул я.
— Тщательная, всесторонняя подготовка, — подтвердил он. — Когда действия каждого расписаны по минутам.
— А что, если ваши… жертвы где-то задержатся или в чем-то поспешат?
— Мы учли и такую возможность, — Прокейн просто лучился счастьем. Его планы вот-вот должны были стать реальностью.
— Что вам больше нравится, подготовка операции или ее исполнение? — спросил я.
На мгновение он задумался.
— Пожалуй, что исполнение, но, право, мне трудно отдать предпочтение чему-то одному. Мне не хотелось бы сравнивать кражу с написанием картины, но это единственное, в чем я хоть немного понимаю. Я получаю огромное наслаждение, выбирая сюжет, всматриваясь в форму, цвет, игру света и тени, но все это ничто по сравнению с тем ощущением, которое я испытываю, когда моя кисть касается девственно чистого холста. Остальное уже пустяки. Я рисую очень быстро, мистер Сент-Айвес, — он улыбнулся. — Так же, как и ворую.
— А потом?
— Потом? — задумчиво повторил Прокейн. — Да, в обоих случаях потом приходит покой, этакая меланхолия.
— А вина?
— Только сожаление. После того, как картина завершена. После кражи — никогда.
— И о чем же вы сожалеете?
— Мне всегда кажется, что я мог бы нарисовать ее лучше. Хотя я и не знаю, что мне следовало для этого сделать. После кражи я не испытываю ничего похожего.
— И никаких угрызений совести?
— Я не представляю, что это такое, — ответил Прокейн. — Угрызения совести подразумевают чувство вины, а я не знаком с этим чувством.
— А вас не интересовало, почему? Почти каждый из нас чувствует себя виноватым в том или другом.
— Я думал об этом и пришел к вполне определенному выводу. Дело в том, что я доволен тем, кто я есть, — превосходный вор и терпимый художник. Я не стремлюсь быть кем-то другим. Мне кажется, что чувство вины свойственно людям, которые ставят перед собой недостижимые цели. Они не могут стать кем-то еще, но думают, что это им по силам, и в результате возникает комплекс вины перед самим собой.
— Что вы ощущаете при краже? — спросил я. — Какие у вас возникают эмоции и возникают ли они?
— Вам это нужно для репортажа, мистер Сент-Айвес? — Прокейну явно нравилось, что разговор в основном шел о нем. А это немаловажно.
— Возможно.
— Мое внимание целиком приковано к операции. Все остальное как бы отсечено. Мне кажется, что я держу все нити и в каждый момент знаю, за какую надо дернуть. Иногда мне хочется по памяти нарисовать картину ограбления. Там было бы на что посмотреть, особенно на лицо, как вы говорите, жертвы.
— Например, вашингтонского сенатора.
Брови Прокейна удивленно поползли вверх.
— О, разве они знают об этом?
— Во всяком случае, догадываются.
— Это был совершенно продажный человек. Он уже умер. Но, прикованный к батарее, он поневоле вызывал жалость.
— Я успел прочесть только несколько страниц, — заметил я, — но от ваших журналов невозможно оторваться.
— Вы думаете, они могут заинтересовать широкого читателя?
— Несомненно.
Прокейн оживился.
— Пожалуй, их стоит опубликовать. К сожалению, это возможно лишь после моей смерти.
— Не раньше, — согласился я.
— Вы действительно думаете, что их опубликуют?
— Майрон Грин знаком с некоторыми издателями. Он все устроит.
— Если их опубликуют, — Прокейн скромно потупил глаза, — то книгу могут экранизировать?
— Конечно, — я с трудом удержался от улыбки.
Он помолчал.
— Главную роль мог бы сыграть Стив Макквин, или Брандо…
Открывшаяся дверь прервала рассуждения Прокейна. В кабинет вошли Джанет Вистлер и Майлс Уайдстейн. К моему разочарованию, Уайдстейн совершенно безответственно отнесся к такому важному событию, как кража миллиона долларов, надев твидовое пальто спортивного покроя, серый шерстяной костюм и рубашку с открытым воротом. Правда, его башмаки белели каучуковыми подошвами. В руке он держал черный плоский «дипломат». Поздоровавшись с нами, Уадстейн поставил его на пол.
Джанет Вистлер пришла в темном брючном костюме и невыразительных черных туфлях. По внешнему виду они напоминали молодую пару, направляющуюся в ближайший магазин за продуктами.
Они сели, и Джанет ответила отказом на предложение Прокейна что-нибудь выпить. Уадстейну он ничего не предлагал.
— Я звонил вам вчера ночью, чтобы рассказать о встрече с детективами, — сказал Прокейн. — Я пришел к выводу, что их интерес к моей особе не должен помешать нам в выполнении наших планов.
— Это дело начинает обрастать трупами, — заметил Уайдстейн.
— Прошлой ночью мы уже обсудили этот аспект, — ответил Прокейн.
Я упомянул об этом только потому, что у Сент-Айвеса могли возникнуть какие-нибудь идеи.
— Только одна, — ответил я. — Те, кто убил Бойкинса и Пескоу, могли зарезать и Франна.
— Да, это логичное предположение, — кивнул Прокейн. — Они же намереваются украсть миллион долларов и возложить вину на нас.