Детектив США. Книга 5
Шрифт:
Хью Пентикост
Любитель Шампанского
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Вокруг «Мэдисон Сквер Гарден» ревела толпа, на три четверти состоявшая из девушек-подростков.
Джонни Сэндз возвращался на эстраду!
Подъезжающие лимузины выплескивали элегантных женщин в мехах и драгоценностях, сопровождаемых стройными загорелыми
Первый концерт Джонни Сэндза после двух лет уединения! Джонни Сэндз — с его трубой и проникающим в душу голосом. Он согласился принять участие в благотворительном вечере Фонда борьбы с респираторными заболеваниями. Разумеется, ожидалось выступление и других известных актеров, певцов, рок-групп, джазовых оркестров. Конферансье Мюррей Клинг уступал, пожалуй, только Бобу Хоупу. Но не они, а Джонни Сэндз собрал эту огромную толпу у «Гарден».
Знаменитости все прибывали. Знаменитости и те, кого толпа за них принимала. Как, например, этого высокого сухощавого мужчину лет тридцати пяти в прошитом золотой нитью смокинге цвета бордо, с золотистыми волосами и профилем словно вычеканенного на древних монетах, греческого бога. С ним, держа его под руку, шла черноволосая красавица. Естественно, такая пара не могла остаться незамеченной.
Какая-то девушка, раскрасневшись, нырнула под канат ограждения:
— Пожалуйста, дайте мне автограф!
Золотоволосый красавец улыбнулся.
— Зачем вам мой автограф? Вы ведь даже не знаете, кто я такой.
Девушка нервно засмеялась:
— Вы ошибаетесь. Я вас знаю. Пожалуйста!
Он взял из ее рук блокнот и ручку; на чистом листке появилось единственное слово: КВИСТ. Девушка взглянула на подпись и у нее вытянулось лицо. Она действительно не знала, кто расписался в ее блокноте.
Квист и его дама вошли в холл. Молодой человек в смокинге, стоявший у служебного входа, махнул им рукой. Его лицо блестело от пота.
— Привет, Лидия, — поздоровался он с женщиной.
— Джулиан, все пропало!
— О? — брови Квиста изумленно изогнулись.
— Он не сможет приехать.
— Кто, он?
— Джонни Сэндз.
Светло-синие глаза Джулиана Квиста превратились в щелочки.
— Пьянчужка, — процедил он.
— Нет-нет. Дело совсем не в этом, Джулиан. Пойдем лучше со мной. Тут нам не поговорить.
Молодой человек открыл дверь с табличкой «Посторонним вход воспрещен», Квист и его дама последовали за ним. В кабинете собралось уже с полдюжины человек и среди них Мюррей Клинг и едва сдерживающая слезы миссис Мэриан Шеер, вице-президент Фонда и комитета Джонни Сэндза, которая по существу, взяла на себя организацию вечера.
— Вопрос в том, что нам делать, — говорил Мюррей Клинг, — то ли постараться удержать зрителей, то ли прямо сказать им, что Джонни, возможно, не приедет, и смотреть, как они тысячами покидают зал.
— О боже! — простонала миссис Шеер.
— Не мог бы кто-нибудь из вас рассказать… — начал Квист.
Все заговорили одновременно.
— Бобби! — рявкнул Квист.
Молодой человек, встретивший их в холле, вытер лицо белоснежным носовым платком.
— Джонни вылетел из Чикаго. Через двадцать минут неизвестный позвонил в полицию и сказал, что в самолет подложена бомба. Пришлось повернуть назад. И одному богу известно, когда будет следующий рейс.
Зазвонил телефон. Управляющий «Гарден», снявший трубку, подозвал Квиста.
— Вас. Я думаю, это Сэндз.
Квист протиснулся к телефону.
— Джулиан?
— Да, Джонни, — этот голос можно было узнать с первого слова.
— Ну просто чертовское невезение!
— Где ты?
— В аэропорту. В Чикаго. Вылет через десять — двенадцать минут.
— Значит, ты успеешь к полуночи. Бомба была?
— Ложная тревога. Какой-то псих вздумал пошутить.
— Ты понимаешь, что зал набит битком?
— Отлично! — расхохотался Джонни. — Расскажи им, что произошло. О бомбе сообщат и газеты, и радио, и телевидение. Пусть они не думают, что это выдумка. Пообещай им, что я буду петь до утра, если они дождутся меня.
— Ждать придется долго, Джонни.
— Они подождут. Мне пора. До встречи, дружище. Рейс семьсот четырнадцать.
«Джулиан Квист Ассошиэйтс» — одна из ведущих рекламных компаний страны. Среди ее клиентов бизнесмены, политики, актеры, музыканты, балетные труппы, художественные галереи, музеи. Джулиан Квист — президент компании. Черноволосая красавица Лидия Мортон, с которой он пришел на концерт, и молодой человек в смокинге, Бобби Гиллард, — его сотрудники. Квист несколько лет вел дела Джонни и принимал самое активное участие в подготовке благотворительного вечера в «Гарден». И вот теперь от него ждали немедленного разрешения всех проблем.
— Джонни вылетает из Чикаго через пять — десять минут, — объявил Квист. — Менее чем через два часа он будет в Нью-Йорке. Рейс номер семьсот четырнадцать. Бобби, договорись о полицейском эскорте из аэропорта.
— Хорошо.
— Сюда он приедет не раньше половины двенадцатого, — заметил Мюррей Клинг. — Как мы дотянем до этого часа?
— Начнем вечер, словно ничего не случилось. Его и не ждут в начале программы. Я постараюсь найти кого-нибудь из известных комментаторов, может быть, Уолтера Кронкайта, и попрошу его зачитать зрителям послание Джонни.
— Какое послание?
— Он обещал петь до утра, если они его дождутся.
— О боже, а у меня свидание, — вздохнул Мюррей Клинг.
Уголок рта Квиста чуть дергался. Он взглянул на Лидию Мортон:
— У меня тоже. Мы делаем все это не ради Джонни, Клинг. Ради сотен тысяч больных людей.
— А если у меня кончатся шутки?
— До этого, я думаю, не дойдет. Не будем терять времени. Зрители ждут.
Джонни Сендз, эстрадная суперзвезда, неожиданно покинул сцену два года тому назад в возрасте пятидесяти шести лет. Десятилетия он удерживался на вершине славы, стал мультимиллионером, легендой своего времени. Его имя стояло в одном ряду с Фрэнком Синатрой и Бингом Кросби. Карьера Джонни не отличалась оригинальностью. Начинал он где-то на Среднем Западе, в маленьком оркестре, пел и играл на трубе. С этим же оркестром приехал в Нью-Йорк, выступал в одном из модных кафе на Пятьдесят второй улице. В конце концов их пригласили в театр «Парамаунт». Джонни заметили сразу. Зал просто сходил с ума, когда он исполнял свое соло на трубе, девицы восторженно вопили и стонали от его песен. Его пластинки расходились фантастическими тиражами. Журнал «Варьете», эта библия шоу-бизнеса, назвал его белым Луи Армстронгом. Журнал ошибся. Джонни Сэндз никогда никого не копировал, ни на кого не походил. Он мог петь, как Синатра, мог играть на трубе, как Армстронг, и воспламенял женскую аудиторию, как никто другой.