Детектив в день рождения
Шрифт:
Дима дернул плечом, что значило «нет», и спросил:
– Кофейком угостишь?
– Самообслуживание, – сказал Артур. – Мне тоже. Покруче – ночь не спал, просто падаю…
Дима понял, что Артур нарывается на вопрос, чтобы растечься во всех подробностях: почему не спал, где болело да что принимал, а оно не помогало, – но промолчал. Артур трепетно относится к своему здоровью, любит рассматривать в зеркало высунутый язык и десять раз на дню меряет давление. Кроме того, задалбливает всех подробностями своих ощущений.
– А тебе не вредно? – не
– Все вредно, – сказал Артур. – Жить тоже вредно. Две ложки сахару. Есть сухарики, будешь?
Они молча пили кофе. Дима примеривался, как бы упомянуть невзначай о ссуде – главное, не показать, что кранты. Если бы не проклятый зарождающийся где-то циклон…
– Арик, мне нужны деньги, подкинешь? – решился он наконец. – Заказчик обещал, но пока ничего. На недельку, а? Дерево упало, сбило крышу… угол. Венька уперся, деньги, говорит, вперед.
– Сочувствую, – скорбно сказал Артур. – Насчет бабла… Кризис, сам знаешь. Торговля никакая, но могу забрать испанца. По-дружески.
Что и требовалось доказать!
– Не продается, – сказал Дима. – Самому нужен.
– Как знаешь.
В молчании они продолжали пить кофе. Дима хрустел сухариками и соображал, пытаясь нащупать решение, но его не было. Он налил себе вторую чашку и доел последний сухарик. Во рту было противно, сладко и отдавало ванилью.
– Ладно, – сказал он наконец. – Бери. Пятьсот зеленых.
– Двести пятьдесят.
– Ты чего, совсем? Было же пятьсот! – вскричал Дима.
– Было пятьсот, а стало двести пятьдесят. Сам виноват – цены падают каждый день, а я ведь предлагал!
– Скотина! – сказал Дима.
– От скотины слышу, – парировал Артур. – Завтра будет вообще двести. Ну?
– Триста!
– Ладно, уговорил. Испанца вперед.
– Деньги сейчас! – твердо сказал Дима. – Испанца принесу завтра.
– Тогда двести пятьдесят!
– Пошел ты, знаешь куда? – завопил он, вскакивая, и ткнул в сторону Артура дулю. – На, выкуси! Хрен тебе, а не испанца! У меня сегодня день рождения, между прочим!
– Ладно, уговорил, – сказал Артур. – Но имей в виду, что никто не даст тебе больше – времена сам знаешь какие. Поздравляю! Завтра утром заскочу и заберу. Тогда и отдам. Надо бы днюху отметить…
– В другой раз, – проворчал Дима. – Нет настроения.
Он шел по улице – и ему хотелось плакать. Его прекрасный испанец в кружевном воротнике уплывал к подлому барыге, и хорошо бы за пятьсот. Так нет же! За триста! Каких-то жалких триста! А раньше выпрашивал за пятьсот, ну не сволочь? Додавил-таки. Дима чувствовал себя предателем, ему было жаль прекрасного испанца. День рождения называется!
Домой по-прежнему не хотелось. Он зашел в гастроном, купил бутылку красного, твердого сыру в дырках, копченого мяса и отправился в гости к Эле. У нее вечно пустой холодильник с позавчерашней овсяной кашей и кислый кефир… скулы сводит при одном взгляде! Эля, правда, не любит, когда без приглашения: мол, а если она не одна или работает! Но Дима не обращает внимания: не надо нас дурить, не одна она! А с кем? Опять не надо свистеть. Кто же ее выдержит с ее-то термоядерным норовом! И было бы понятно, если бы красотка, – ладно, можно потерпеть, – а тут внешность… так себе, а характерец не дай бог! Диме все ее закидоны и недовольные ужимки по барабану, даже интересно.
Эля – единственная женщина, к которой он заглядывает на огонек без дальнего прицела, исключительно поговорить. Вернее, пособачиться и подразнить ее, посмотреть, как она злится – и хорошеет при этом: лицо горит, глаза мечут молнии, волосики дыбом… Только что в драку не лезет.
Вообще-то, она Элеонора. Надо заметить, что есть целый ряд имен, которые Диме не очень нравятся, хотя надо отдать им должное, – включают воображение. Ну там, Глафира, Матрена, Василиса, Алевтина. Элеонора туда же. Казалось бы, имена как имена, но вот поди ж ты, цепляли они в нем какую-то тайную струнку и вызывали в голове соответствующую картину. Глафира, например, виделась ему громадной, как колокольня, бабой с зычным голосом, причем медсестрой в халате и со шприцем в здоровенной ручище. Уколов Дима боялся с детства. Матрена выступала в монашеских одеждах, скользила неслышно, с опущенной головой. Василиса казалась богатырем в шлеме на здоровенном битюге, машущем хвостом. Элеонора же напоминала вертлявого шпица с писклявым голосом.
Дима позвонил. За дверью стояла тишина. Он позвонил еще раз, и еще. Он был уверен, что Эля дома, потому что больше ей быть негде. В парк она не пойдет ни за какие коврижки, так как не любит толпы. Да и окно у нее открыто. Дома! После пятого звонка за дверью раздался шелест шагов.
– Это я! – закричал Дима. – Открывай!
Дверь приоткрылась на длину цепочки, и Эля сказала:
– Чего тебе? Позвонить не мог?
– Не мог. У меня сегодня день рождения! Круглая дата. Я вина принес.
Эля сняла цепочку, отступила, и Дима вошел.
– Представляешь, твой любимый Артур выдурил у меня испанца! – Он ткнул Эле торбу с продуктами, сбросил вьетнамки и босиком пошлепал в гостиную. – Зараза! Ну, я ему…
Он осекся и застыл на пороге. В кресле, где обычно любил сидеть Дима, расположился крупный мужчина в белой рубашке, галстуке-бабочке и внимательно смотрел на него. Насмотревшись, мужчина скользнул взглядом вниз и уставился на босые, не очень чистые Димины ноги.
– Здрасте! – сказал он и представился: – Дима.
– Леонид, – процедил мужчина в бабочке. – Не холодно? – Он кивнул на его ноги.
– Нормально, лето на дворе. Бантик не давит? – в свою очередь поинтересовался Дима, плюхаясь на диван.
Мужчина не ответил и посмотрел в окно.
– Мальчики, вы уже познакомились? – Эля появилась в гостиной. – Чай? Кофе? Вино?
– Я не пью вина, – сказал мужчина.
– Язва? – спросил Дима. – Вообще-то, я тоже больше по пиву. Вино для девочек.
– Пива я тоже не пью, – сказал мужчина. – Язвы у меня нет.