Детективная весна
Шрифт:
– Так. – Лиза кивнула.
– Ну вот. Я еще хотел спросить… – Серьезность со Славки как ветром сдуло, он лукаво улыбнулся. – Скажи, это ведь ты внушила мне сон, в котором мы идем в цирк? Ты?
– Конечно, я. – Лиза тоже заулыбалась, и на ее щеках возникли ямочки. – Ты мне сразу понравился. Не понравилось только, что пиво ящиками пьешь.
– Больше
Славка замолчал. Лиза тоже молчала, глядя ему в глаза. Мимо них тихо проплывал теплый весенний вечер. Подул легкий ветерок, принося с собой свежий запах дождя и набухших почек.
Славка ласково обнял Лизу за плечи.
– Зато теперь я знаю, как тебя называть.
– Как? – Она доверчиво прижалась к его боку.
– Ты мое Апрельское Привидение.
Галина Романова
«Пока светит солнце»
1
Не надо пытаться искать во всем смысл… Иногда его просто нет…
Анна стояла у окна, прислонившись лбом к холодному стеклу, и невидящими глазами смотрела на утопающую в снеговой каше улицу.
Середина марта выдалась отвратительной. Самой отвратительной из всех, что она помнила. Через день шел мокрый снег. С чавкающим громким звуком он молотил по стеклам, расползаясь крупными кляксами по оцинковке подоконника. Сползал по голым озябшим стволам деревьев на землю. Схватывался до хруста от легких ночных морозов и расползался в кашу от утренних оттепелей. И ветер…
Все время дул ужасный ледяной ветер. Он пробирался за шиворот, хозяйничал в карманах, даже в сумку забирался, ероша мамины рецепты и путая их так, что в аптеке ей приходилось подолгу раскладывать их на прилавке.
Казалось, этот ужасный март никогда не закончится. Он еще много дней и ночей станет сопровождать ее повсюду, заставлять мерзнуть, чувствовать себя страшно усталой, одинокой, никому не нужной. И конца этому не будет.
– И конца этому не будет… – проговорила Аня негромко.
– Чему? Отсутствию
Младшая сестра Инга глянула на нее поверх тончайшей фарфоровой чашки, из которой повадилась каждый день пить чай в маминой гостиной. И то и другое всегда было для Инги под запретом. В гостиной после смерти отца никогда не собирались и не обедали. А к тончайшему фарфору, который отец в советские времена привозил из-за границы, Инга не допускалась никогда, потому что колотила его, как заведенная.
После того как их мать заболела, Инга распоясалась и страшно раскомандовалась в квартире. Переехав, она оборудовала себе комнату в родительской спальне.
Своего жилья у нее не было, а арендовать коммуналки и крохотные студии сочла лишним. Мать переселила в свою бывшую детскую. Нет, Инга, конечно же, там все самым замечательным образом устроила: даже сделала косметический ремонт и перетащила туда родительскую мебель. Но Аню немного коробило ее самоуправство. Она молчала, да, но считала, что обои в мелкий веселенький горошек мать никогда бы не одобрила.
С тарелками Инга перебралась из кухни в гостиную. Там пила чай, обедала и ужинала. И Анну приглашала на воскресные обеды.
– Станем возрождать семейные традиции. – пояснила она сестре.
То, что для традиций прежде всего нужна семья, Инга как-то упускала.
Анна не роптала. Пусть делает, как хочет, решила она. Если Инге так легче, пусть. Ей самой легче уже никогда не станет. Случившиеся печали будут жить в ней, с ней. Они никогда ее уже не оставят. Они вгрызлись в душу, прочно пустили там корни. Отравили все, окрасили ее солнечный мир черно-белым. И Анна знала совершенно точно: они умрут вместе с ней – ее заветные печали.
– Чай наливай, Аня. – Инга беспечно мотнула рукой с зажатой в небрежных пальцах тончайшей фарфоровой дужкой.
Мать неожиданно покосилась и недовольно поджала губы. Понимала ли она, что Инга в нарушение всех запретов пьет ежедневный чай из праздничного фарфора?
Конец ознакомительного фрагмента.