Детективы Дэшила Хэммета. Т. 3

Хэммет Дэшилл

Над головой у меня прогремел револьверный выстрел. Сол­дат приступил к делу. Машина на большой скорости отчаянно заметалась по мокрому бетону, завизжали тормоза.

Когда шестой выстрел дал мне знать, что барабан нике­лированного револьвера, вероятно, опустел, я выскочил из своей пещеры.

Солдат стоял, опершись на штабель досок, направляя ре­вольвер на автомобиль, тормоза которого все еще визжали.

В тот миг когда я увидел его, он повернулся, направил на меня оружие и прокричал приказ, которого я не понял. Я мог держать пари, что револьвер пуст. Подняв обе руки, я сделал удивленное лицо, а потом неожиданно саданул его ногой в пах.

Солдат

согнулся пополам и схватил меня за ноги. Мы упали на землю. Я оказался под ним, а его голова была у моего бедра. Шапка у него слетела. Схватив солдата обеими руками за волосы, я подтянулся и сел. Тогда он вцепился зубами мне в ногу. Обозвав его проклятым упрямцем, я заложил большие пальцы в ямки под его ушами. Не потребовалось особых усилий, чтоб отучить этого человека кусаться. Когда он под­нял лицо и завыл, я правой рукой нанес ему удар между глаз, а левой подтянул голову за волосы поближе. Второй удар получился еще лучше.

Спихнув солдата со своих ног, я поднялся, схватил его за воротник полушубка и оттащил на дорогу. Нас заливал белый свет Щурясь, я увидел на шоссе автомобиль, фары которого освещали меня и моего противника. В полосу света шагнул крепкий мужчина в зеленом с позолотой военном мундире —

бравый офицер, один из тех двоих, с кем Грантхем ужинал в ресторане. В руке он держал автоматический пистолет.

Офицер подошел к нам — ноги его в высоких сапогах плохо сгибались — и, не обращая внимания на солдата, ле­жащего на земле, смерил меня острым взглядом маленьких темных глаз.

— Англичанин? — спросил он.

— Американец.

Он закусил кончик своего уса и неопределенно пробормотал:

— Да, это лучше.

По-английски он говорил резко, с немецким акцентом. Из машины вышел Лайонел Грантхем и приблизился ко мне. Теперь его лицо было уже не такое розовое.

— Что случилось? — спросил он у офицера, глядя на меня.

— Не знаю, — ответил я. — Прогуливался после ужина и заблудился. Оказался тут и решил, что пошел не в ту сторону. Я уже собирался повернуть назад, когда увидел, как этот человек спрятался за штабелем досок. В руке он держал револьвер. Я принял его за грабителя. Дай, думаю, поиграю с ним в индейцев. Не успел подойти к нему, как он подхватился и начал стрелять. Хорошо, что хоть успел помешать ему прицелиться. Это ваш друг?

— Вы американец, — сказал юноша. — Меня зовут Лайо­нел Грантхем. А это — полковник Эйнарссон. Мы вас ис­кренне благодарим. — Он наморщил лоб и посмотрел на Эйнарссона: — Что вы об этом думаете?

Офицер пожал плечами и проворчал:

— Один из моих парней… Посмотрим. — И носком сапога ткнул солдата, лежащего на земле, под ребра.

Удар возвратил того к жизни. Он сел, потом встал на четвереньки и начал что-то сбивчиво и нудно говорить, умо­лять полковника, хватаясь грязными руками за его шинель.

— Ах ты!..—Эйнарссон ударил пистолетом по пальцам солдата и, с отвращением посмотрев на грязные пятна на своей шинели, резко отдал какой-то приказ.

Солдат вскочил, стал по стойке «смирно», потом получил еще один приказ и, повернувшись на месте, зашагал к авто­мобилю. Полковник Эйнарссон отправился за ним, держа писто­лет наготове. Грантхем рзял меня за руку

— Пойдемте, — кивнул он. — Мы позаботимся об этом парне, а затем как следует отблагодарим вас и познакомимся ближе.

Полковник Эйнарссон сел за руль и приказал солдату сесть рядом. Грантхем подождал, пока я нашел револьвер солдата, и мы расположились на заднем сиденье. Офицер подозрительно посмотрел на меня краем глаза, но ничего не сказал. Потом развернул автомобиль и двинулся в обратном направлении. Полковник любил скорость, а ехать было недалеко. Не успели мы устроиться на сиденье, как машина уже въезжала в ворота в каменном заборе, и часовые по обе стороны ворот отса­лютовали оружием. Сделав полукруг, машина свернула на боковую дорожку и остановилась перед побеленным квад­ратным строением.

Эйнарссон повел солдата перед собой. Мы с Грантхемом также вылезли из машины. Слева стоял ряд длинных, низких и серых за пеленой дождя казарм. Бородатый дежурный от­крыл дверь в дом. Мы вошли. Эйнарссон протолкнул пленника через небольшую приемную в следующую комнату. Грантхем и я последовали за ним. Дежурный остановился в дверях, перебросился с Эйнарссоном несколькими словами и вышел.

Узкая комната, в которой мы очутились, напоминала ка­меру: на единственном маленьком окошке недоставало только решетки. Стены и потолок были побелены. Голый деревянный пол вытерт до белого цвета — почти такого же, как и стены. Из мебели в комнате находились только черная железная кровать, три складных брезентовых стула и некрашеный ко­мод, на котором лежали расческа, щетка и несколько листов бумаги. Вот и все.

— Садитесь, господа, — предложил Эйнарссон, показывая на пляжные стулья. — Сейчас мы распутаем это дело.

Мы с Грантхемом сели. Офицер положил пистолет на комод, облокотился, собрал конец уса в большую красную ладонь и обратился к солдату. Говорил он ласково, отеческим тоном. Солдат застыл посреди комнаты и отвечал, уставив­шись на офицера пустым, обращенным в себя взглядом.

Они разговаривали минут пять. В голосе и движениях полковника уже нарастало нетерпение. Взгляд солдата оста­вался отчужденным. Наконец Эйнарссон заскрежетал зубами и сердито посмотрел на нас с Грантхемом.

— Какая свинья!.. — воскликнул он и стал кричать на солдата.

На солдатском лице выступил пот, и он сжался, сразу потеряв военную выправку. Эйнарссон замолчал, потом крик­нул что-то в сторону двери. Дверь открылась, и вошел боро­датый дежурный с короткой и толстой кожаной плетью в руке.

Эйнарссон кивнул — дежурный положил плеть на комод ря­дом с пистолетом и вышел.

Солдат заплакал. Эйнарссон что-то отрывисто бросил ему. Солдат вздрогнул и начал расстегивать дрожащими пальцами полушубок: запинаясь, он все о чем-то просил и скулил. Наконец снял с себя полушубок, зеленый китель, серую на­тельную рубашку, бросил все это на пол и остался стоять по пояс голый — волосатый и не очень чистый. Затем сложил ладони вместе и заплакал.

Эйнарссон выкрикнул какое-то слово. Солдат вытянулся: руки по швам, лицом к нам, левым боком к Эйнарссону.

Полковник неторопливо расстегнул на себе ремень, потом шинель, снял ее и, аккуратно свернув, положил на кровать. Под шинелью на нем была белая шерстяная рубашка. Он подвернул рукава до локтей и взял плеть.

— Какая свинья! — снова буркнул он.

Лайонел Грантхем смущенно задвигался на стуле. Лицо у него побледнело, глаза потемнели.

Эйнарссон снова облокотился на комод и лениво скрестил ноги. Стоя так и теребя левой рукой конец уса, он начал стегать солдата. Правая рука полковника поднимала плеть и опускала ее на спину солдата, снова поднимала и снова опускала. Что было особенно отвратительно — он не торо­пился, чтоб не устать. Эйнарссон намеревался хлестать чело­века до тех пор, пока тот не расскажет все, что от него требовали, поэтому берег силы для длительной экзекуции.