Дети белых ночей
Шрифт:
– Это возможно? Да? Я пойду с тобой,– девушка схватила Домового за руку.– Ты возьмешь меня?
– Джейн, я ничего не могу обещать. Мне...
Дим-Вадим замялся, вспомнив, с какой искренней убедительностью он рассказывал Маркову-старшему о предстоящей свадьбе, призывал Наталью подтвердить его слова, доказывал необходимость присутствия Кирилла в роли свидетеля и в качестве самого весомого аргумента приводил тот факт, что англичанка Джейн Болтон, свидетельница со стороны невесты и подруга Маркова-младшего, уже пошила торжественный наряд у самой модной студенческой портнихи.
Иволгин вспомнил брезгливую гримасу собеседника, когда речь зашла об иностранке. И только теперь, здесь, перед зеркальными дверями входа в чебуречную, до него дошла возможная истинная причина исчезновения Кирилла.
Вадим остановился.
– Джейн, очень трудно что-то обещать. Ему назначили курс, который требует полнейшего исключения привычной среды и контактов. Это как-то связано с невралгической природой заболевания. Полнейшая изоляция не менее чем на шестьдесят суток. И только потом врачи примут решение – продолжать курс или нет. Все, чего я смог добиться,– выпросил у Алексея Петровича обещание устроить встречу с лечащим врачом Кирилла и дать мне шанс убедить его в...– Вадим, не закончив мысль, махнул рукой.– В общем, я даже не знаю, где именно он находится. Извини за испорченную прогулку, но мне пора,– неуклюже переступая толстыми ногами, Иволгин двинулся в сторону Техноложки.
Он уже почти дошел до моста через Фонтанку, когда услышал голос Джейн:
– Вадим! Вадим, подожди!
Она подбежала к нему, запыхавшаяся, с еще различимыми дорожками от слез на лице.
– Вот. Наш куратор каждый уик-энд ездит в Хельсинки, и по моей просьбе она привезла...– Девушка застенчиво протянула большой белый пакет.
– Что это? – Домовой не был виртуозом по части перехода из одного эмоционального состояния в другое.
– Бери, это для Натальи. Настоящий флердоранж и венчальный покров. У вас такого не достанешь.
– А венчальный – это какой?
– Как у мадонн на картинах итальянских художников. Все. Пока, Дим-Вадим, я позвоню,– чмокнув смущенного Иволгина в щеку, Джейн поспешила по своим делам.
* * *
Переодевшись в белый халат, Латышев сосредоточенно изучал бумаги, лежавшие на столе.
– Оразмуххамед! – Гора азиатских мышц бесшумно выросла на пороге.– Зафиксируйте Маркова и этого деда, как там его – Терехин? Терентьев? Я минут через пятнадцать подойду.
Латышев пробегал глазами бумаги и откладывал просмотренное в сторону. «Значит, мсье Сикорский, не выходит у вас эффективной суггестии. А причину вы видите в слабой внушаемости... Слишком, стало быть, сильны индивидуальные начала...»
Игорь откинулся в кресле, уставился в потолок.
– Но,– он оживился, взял ручку. Быстро стал заполнять разграфленный бланк,– как учат старшие товарищи: «Нет таких крепостей, которые не брали большевики!» Будем удваивать норму, введем увеличенный гвардейский паек...
Проверив фиксацию конечностей у подопытных и убедившись в надежном креплении электродов, Латышев уселся на высокий табурет. С «насеста», как они с Сикорским его прозвали, отлично просматривались изможденные лица лежащих. Лица манекенов, зомбированных кукол, марионеток карабасовского театра. В залитой ярким верхним светом палате, на рыжих клеенчатых изголовьях, покрытые контрастными тенями без малейшего перехода, головы юноши и старика действительно заставляли вспомнить фантасмагорические бредни литератора Беляева, а многочисленные провода от электродов, укрепленные в различных точках корпуса и черепной коробки, только способствовали этому.
Надо сказать, что ни Игорь, ни псевдо-Олялин – Сикорский не имели ни четкой программы действий, ни задания с ясно обозначенной целью. Кто-то из руководителей самого могущественного государственного комитета, наверняка совершенно случайно, узнал об их успешном синтезировании галлюциногенов. Колесики большой и сложной машины скрежетнули – и вот, извольте отрабатывать оперативные технологии нейролингвистического программирования с использованием нашего, родного, аналога американскому ЛСД.
Даже и тени надежды не было на толковое использование того же томографа. Просто подразумевалось, что чуткие электронные самописцы зафиксируют типовую деятельность наблюдаемых мозгов после приема наркотиков и получения суггестивных установок.
Но так ли необходима была атрибутика строгого научного эксперимента в столь неоднозначной тонкой области? Ведь практически все серьезные специалисты, и психиатрии в частности, относят занятие медициной во всех ее отраслях к области высокого искусства, а не науки. И, коль скоро это так, значит, он, Игорь Владимирович Латышев,– маэстро-виртуоз, лишенный своей аудитории. «Пока, Игорек, пока!» – он взял в руки микрофон, щелкнул тумблером.
– Раз, раз... Марков, если вы слышите меня – откройте глаза! – Прошло десять секунд, а то и больше, прежде чем Кирилл разомкнул веки. Яркий свет. Он тут же сомкнул их.
– Марков, если вы слышите меня – откройте глаза! – На этот раз ожидание затянулось.
– Оразмуххамед! – Гигант бесшумно вырос у «насеста». Игорь протянул ему наполненный шприц.
– Маркову введи... Голос слабо прорывался через вязкий серый эфир, но
Кирилл четко различал эти тихие звуки в общем фонетическом хаосе. Внезапная яркая вспышка – и мир вокруг обрел формы и краски. По королевской дороге, что причудливо змеилась среди изумрудно-зеленых холмов юго-западной Англии, ехали верхом два молодых человека. По богатому платью и кольчугам тонкой работы, по кожаной конской сбруе и украшениям на мечах любой мог признать в них юношей благородной, а может быть и королевской, крови. Но вот языка, на котором говорили путники, не смог бы понять ни один коренной житель королевства. – Слушай, Женька, а тебя-то что потянуло свататься? – Возраст,– молодые люди дружно рассмеялись.—
А тебе портрет показывали?
– Нет. В наше захолустье герольдов не присылали. Что возьмешь с островитян, кроме приливов и отливов?
– Это точно. Видок у тебя, Кира, бледноватый. Видно, морская болезнь у судомеханика прогрессирует.
– Ладно обо мне. Ведь, когда в зал вошли, мне уже не до невесты было. Смотрю – ты или не ты? Даже не сообразил, что эта карга...
– Да не такая уж и карга, ей всего двадцать четыре года!
– Предположим, что это так.
– Ты не галантен, Марков. Альбина Мэргерит Тиитерс, пожалуй, самая выдающаяся и неординарная девушка королевства,– было неясно: глумится Женька над щербатой северянкой с жидкими волосиками или говорит серьезно.
– Невский, не занудствуй! С чего ты взял, что она самая-самая?
– Как и положено мне, наиболее вероятному кандидату, я много разговаривал с ней. И она, скажу тебе, слишком умна для этого времени.