Дети Брагги
Шрифт:
Добравшись до весело потрескивающего тисовыми поленьями костра Локи, возле которого гордо смотрело в небеса с серебряным наконечником копье, Скагги к немалой своей радости обнаружил, что охрану Круга доверили, кажется, гаутреку из рода Асгаута. Несколько поодаль от напряженно всматривающихся в опушку леса дружинников Карри Рану стояли тесной толпой с дюжину скальдов. Там, судя по всему, кипел какой-то спор, но самих спорящих от Скагги загораживала мощная спина Бьерна.
— Разве не ты, гаутрек, согласилась вчера с решением совета, что дружина
— И сам Вес хотел бы, чтобы ты не делала этого. — Голос Эгиля, напротив, звучал мягко, почти упрашивающе.
— Снова стремится решать чужую судьбу? — нехорошо усмехнулась Карри.
— И все же ты одна из немногих, кто встречал франков на поле боя, — указал ей Эгиль. — От твоего знания их хитростей и уловок в бою много больше будет пользы, чем от твоей гибели с оружием в руках.
— Это дело советников конунга, не мое. — Карри пригвоздила его гневным взглядом.
— Гаутрек… — Гневный взгляд оставил скальда Одина совершенно безучастным.
— Я поведу в бой своих людей, и закончим на этом, — не дала ему договорить дочь Раны Мудрого. На лицо ее лег отсвет той же жажды битвы, какая исподволь нарастала в то утро в каждом из ратников Фюрката, которую испытывал даже сам Скагги. — Сомнительно, что собакам Вильяльма удастся добраться сюда, и сколько бы ни осталось тех, кто готов следовать за мной, не мне лишать их права принять участие в тинге мечей, — закончила она с жестокой гордостью.
С этими словами Карри обвела пристальным взглядом собравшихся скальдов и только тут заметила Скагги.
— Ты принес какие-то известия, сын Лодина? Понимая, что иного выхода у него нет, Скагги передал ей слова Гвикки Ирландца. Выслушав его, Карри коротко кивнула и отвернулась, чтобы отдать какие-то распоряжения Сигварту из Нидаррса.
Возвращаясь назад по гребню, Скагги ясно ощущал напряжение среди укрывшихся меж деревьев воинов. С высоты древнего вала без труда можно было увидеть клубы пыли, катившиеся по широкой, прямой, как стрела, просеке, которая почти надвое разделяла далекий лес. Клубы эти все приближались, и источником их, конечно же, были десятки сотен ног и копыт, топтавших землю и измельчавших ее в пыль.
Воины приподнимались на стременах, нетерпеливо всматривались в эти пыльные облака. Сакс Гаук из дружины Ирландца уже начал роптать на вынужденное их бездействие.
Дружинники сына Эйлива, быть может, лишь только на время оставили свою неприязнь к тем, кого принимали за человеческое отребье без роду без племени, набившееся на корабли морского разбойника, и к прикатившимся где-то в оврагах ниже по склону бывшим рабам из дальних западных земель. Скагги почему-то казалось, что он слышит, как не только на самом хребте, как по всему полю и у залива приносятся клятвы на датском языке, как обращаются к своим богам готландцы Орма и ирландцы Глена…
Сам того не ожидая, Скагги беззвучно произнес
Дальше к северу затрепетал вдруг на ветру белый вымпел.
Утреннее небо над Фюркатом прорезал вдруг огненный луч — за ним последовал второй, потом третий. Скагги даже не сразу сообразил, что это от крепостного вала подают сигнал расставленным в укрытиях отрядам. А сообразив, тут же вспомнил, что в лагере и раньше ходили слухи о выпускаемых в небо подожженных стрелах. Вес как будто использовал в свое время этот способ в сражении с армией Горма Старого.
Клубы пыли вот-вот готовы были вывалиться на раскинувшееся перед лагерем поле, однако Скагги выручил острый глаз птицелова.
Мгновение спустя не требовалось уже особого труда, чтобы различить под клубами пыли отряд с Оркнейских островов, разыгрывающий — хоть и не очень умело — не в обычае севера отступать — беспорядочное бегство.
Наконец-то дружина Торарина Клакка достигла предназначенного под сражение поля, притворно неумело улепетывая, будто загнанный заяц, что охромел вдруг на правую ногу…
От кромки леса в долину докатилась волна оглушительного шума, и устье просеки окуталось еще большими облаками пыли. Там шел яростный арьергардный бой, скрывавший притворство отступления.
Но стоило ему докатиться до какого-то лишь Торарину и конунгу ведомого места, как изодранный стяг Клакка замер на месте и больше уже не двигался. Подбитый заяц обернулся вдруг ко врагу разъяренным волком!
В это время со стороны лагерного вала, из тыла Торарина, к нему спешили уже отряды пеших воинов. Это была дружина Змееглаза, с которой, как знал Скагги, отправился скальд Тюра Скальдрек.
По всей длине фюркатского вала и вдоль залива взметнулись разом стяги дружин. Заплескался над Гауком-саксом кроваво-черный стяг дружины Ирландца, поднялось бело-синее знамя конунга, и чуть поодаль черное с золотом — детей Брагги. Рев нарастал, вызывая боль в ушах, и пыль вздымалась в небо фонтанами со спин северных китов. Среди этой какофонии звуков Скагги различил зловещий звон, ни с чем не спутаешь этот высокий пронзительный вой: то лучники выпускали свои смертоносные стрелы. Если ирландцы целились сейчас из своих укрытий на склонах, мишеней у них было в избытке.
Прав оказался Грим, отряд франкской пехоты направился к гребню, в надежде по его вершине добраться до самого лагеря.
Гвикка метался по всему гребню, сдерживая нетерпение своих воинов. Скагги крепче сжал коленями бока дрожащего от возбуждения коня, потом сгреб поводья вместе с прядями из гривы своего чалого.
Внезапно из невысокого кустарника показались неприятельские всадники. И в тот же миг топот копыт перекрыл зычный приказ Ирландца, и обе дружины громовой волной устремились вниз, в атаку, выдергивая из ножен мечи и удобнее перехватывая копья.