Дети Брагги
Шрифт:
В комнате снова повисло молчание, Скагги украдкой взглянул на крючконосого Грима и увидел, что лицо у того не гневное, а очень серьезное, усталое и какое-то даже печальное. Скальды обменялись взглядами.
— Нам нужна его память, — подвел итог размышлениям Бранр.
Грим вздрогнул, он давно уже отвык от того, чтобы кто-то читал его мысли, отвык от этого ощущения единения мастеров рун, как, впрочем, давно уже позабыл, что значит думать не только за себя и во благо одному себе.
К тому времени, когда они добрались до переправы через Рив, похмельный звон в голове Грима сменился тупой ноющей болью. Сама голова, казалось, готова была вот-вот расколоться
Плот перевозчика маячил у противоположного берега реки. Натянув поводья, Грим медленно, совсем как старый Глам, спешился, чтобы никаким резким движением не усилить ненароком головную боль.
— Эй, там! — окликнул Бранр дремавшего на деревянном настиле перевозчика, и Грим невольно поморщился.
Усиленный эхом крик заставил перевозчика вскочить на ноги, причем в руках у него тут же оказался обнаженный короткий и широкий меч. Завидев четырех, на первый взгляд, мирных путников, он наградил их щербатым оскалом.
— Переправишь нас?
— Едва ли кто переберется на ту сторону сам, так?
Грим с трудом удержался от какого-нибудь язвительного замечания.
— Значит, переправишь?
— За гривну.
Гриму хотелось не то зажать уши, чтобы не слышать этого перекрикивания, не то наградить перевозчика стрелой, чтобы покончить наконец с перебранкой. Будто прочитав его мысли, вооруженный перевозчик махнул рукой, мол, сейчас буду, и, орудуя шестом, погнал свой плот через реку.
Оглянувшись на спутников, Грим увидел, что Хромая Секира, воспользовавшись остановкой, задремал в седле, а Скагги с растерянным видом жмется к боку лошади.
— Что еще? — резко начал он, но в последний момент попытался смягчить грубость вопроса. — Неужто ты реки боишься?
— Боюсь, — неожиданно дал отпор мальчишка. В глазах его вспыхнул вызов. Любой боялся бы, покрути его Рив, как меня.
— Эге, да этого мальца, сдается мне, я однажды видел, — объявил вдруг выскочивший на берег перевозчик. — В начале весны, когда река совсем сердитая была, а?
— Видел, видел, — хмуро признался Скагги.
— А скажи-ка мне, добрый человек, что сталось с тем путником, которого я перевозил тогда за час до тебя?
— О чем это ты? — вмешался Бранр.
— Хватит болтать! — рявкнул Грим, которого вовсе не интересовали какие-то байки, — сам сочинять умел, да получше. — Ты перевезешь нас или нет?
— Может, перевезу, а может, и нет, — дерзко огрызнулся щербатый. — Сперва давай выясним, не ваш ли мальчишка разделался с проезжим человеком.
— Безбородый мальчишка с воином? — не унимался Бранр, искоса глянув, на понуро привалившегося к своему коню Скагги. — Может, расскажешь, что знаешь?
— Почему бы не рассказать. Путников на этой дороге немного, торговые караваны идут к Рьявенкрику той дорогой, что лежит южнее, там Рив не столь бурная и хутора встречаются чаще. А с тех пор как сожгли усадьбу целителя, так и вообще едва три-четыре гривны в неделю наскребаю. Но всех помню, на память пока не жалуюсь. Так вот, перевез я одного человека, был он пешим, но при оружии, и кошель у пояса болтался явно тугой. Поболтал со мной, вису добрую сказал и пошел себе дальше. Не успело солнце подняться к зениту, появился
— Скагги из рода Хьялти, — хмуро поправил его Скагги, — воспитанник целителя Тровина.
— Ах вот оно что, — протянул несколько опешивший паромщик. — Тогда, быть может, это меняет дело. Так вот, под вечер проезжали тут рьявенкрикские купцы, я еще спросил, не встретили ли они кого. Оказывается, нет, дорога пуста. Ни путников, ни следов кострища или схватки — ничего.
— Твой добрый человек меня и ограбил, — с трудом выдавил Скагги. — Ладно бы конь да сума, но он отобрал у меня дощечку Тровина! — Скагги все больше горячился. — Это последняя воля умирающего скальда! Я… я…
— Так это ее ты должен был мне передать? — впервые проявил интерес к разговору Грим.
— Да, — понурился парнишка.
— Сможешь найти место, откуда ты упал в Рив? — не дожидаясь ответа, Грим обрушился на перевозчика: — Так ты перевезешь нас или нет? — и потянулся за спину за секирой.
— Конечно, он нас перевезет, — веско сказал Бранр, опуская тяжелую руку на плечо Грима.
То место на высоком каменистом берегу, где деревья расступались, образуя небольшую прогалину, узким клином раздвинувшую подлесок, Скагги разыскал без труда. Упомянутые перевозчиком купцы не приметили ее просто потому, что от дороги прогалину скрывал невысокий, но густой кустарник. Скагги отчаянно не терпелось подробно описать, как было дело, где он получил удар ножом, где они с чернобородым катались по влажной земле, и откуда, когда песок и галька поползли у них под ногами, оба обрушились в казавшуюся сейчас вполне безобидной реку, но лица трех его спутников были задумчивы и сосредоточенны. Грим и Бранр спешились, чтобы обойти прогалину, внимательно оглядывая каждый кустик травы, но нашли лишь место старого кострища, причем Скагги не мог в точности сказать, то ли оно самое.
— Когда ты в последний раз видел дощечку, она была у него в руках? неожиданно спросил оставшийся в седле Глам.
— Да. Это было, когда я потянулся за ножом, — до меча мне было не достать, понимаешь? — он как раз наклонился к огню, чтобы разглядеть ее получше.
— Что, настолько было темно или он намеревался бросить ее в огонь?
— Смеркалось, и на мой взгляд, он вовсе не собирался ее жечь. Он еще насмехался надо мной, что раз у него есть дощечка, я ему больше не нужен.
— А что ты еще о нем помнишь? — внезапно поинтересовался подошедший сзади Грим.
Голос его звучал насмешливо, но без злобы, и с самой перебранки с паромщиком в глазах его то и дело вспыхивали лукавые шальные искорки.
— Росту примерно с тебя будет, черная борода, неказистый плащ, золотые наручи… — принялся перечислять Скагги, впервые не сжавшись под испытующим взглядом берсерка. — Меч короче твоего, но ножны дорогие, с серебряной насечкой. На поясе, — он неожиданно смешался, — не помню.
— Не помнишь, значит, не важно, — весело отозвался Грим и неожиданно почему-то подмигнул.
— Нет, еще одно, — встрепенулся Скагги, когда Грим уже собирался сесть в седло, — на поясе у него кроме ножа висело точило. И еще… — перед ним вдруг как живое предстало безжалостно ухмыляющееся лицо, вот губы раздвинулись, ухмылка превратилась в оскал. Что-то не так было в этом лице, понять бы только что именно. — Глаз у него был странный… — к своему удивлению выпалил он.
— Постой, постой, что значит «глаз странный»? — опередил Грима Бранр.
— Ну, он то ли не открывался, то ли не закрывался. — Скагги помешкал, подыскивая нужные слова. — А может, его вообще там не было…