Дети Брагги
Шрифт:
— А есть надежда? — почти прохрипел сидящий по другую сторону стола Оттар.
— Скажешь тоже. — Бранр поглядел на него с легким удивлением.
— Надежда? — откликнулся Гранмар. — Надежда — это слюна, которая капает из пасти скованного до Рагнарека Жадного. Если мы начнем делать что-либо только тогда, когда есть надежда, что нам это удастся, мы кончим как христиане, которые распевают хвалы своему Христу в надежде на выгодную сделку, теплое местечко после смерти.
Бранр без особого интереса смотрел на свою левую руку, фиксированную на небольшом столике в палатке Амунди. Между вторым и третьим пальцем
— Все было бы много проще, приди ты ко мне сразу, а не прождав ночь и почти целый день, — сказал Лекарь. — Тогда я мог бы заняться ею, пока она еще свежая. Теперь рана начала засоряться, приходится ее прочищать. Можно, конечно, рискнуть и зашить как есть. Но кто знает, что было на том клинке, который по тебе прошелся.
На лбу Хамарскальда выступили капельки пота, но голос остался ровным и задумчивым:
— Делай, что надо, Амунди. Слишком многих друзей у меня на глазах такие раны сводили в могилу. Это же только боль. А когда гниешь заживо, это уж верная смерть.
— И все же надо было тебе прийти раньше.
— Сперва не до того было, а потом, когда я решил, что это худшая рана, какую я когда-либо получал, у тебя были иные, более сложные дела. Хорольв Грохот, говорят, пришел в себя?
— Этот выживет, — улыбнулся Амунди. — Здоров как медведь.
При упоминании медведя Бранр нахмурился, а потом стал рассказывать о Бьерне, которого они оставили в Скаггене.
Вздохнув, Оттар Черный подвинул высокую кружку с пивом поближе к правой руке Бранра.
— Ладно. Вы уже довольно меня наказали своей болтовней. Скажи мне, есть шансы?
— Драккару из залива тайком не уйти. — Лицо Бранра посерело от боли, но ответил он все тем же ровным тоном. — А верхом до Скаггена, как-то перебраться через пролив Скаггерак, а потом через захваченный остров к усадьбе Тровина? Почти никаких.
— Однако другого выхода нет, — подал голос лежащий на скамье Эгиль. — К тому же Гриму придется прихватить с собой мальчишку.
Хамарскальд удивленно поднял брови.
Эгиль закашлялся, и вместо него ответил Бранру целитель:
— Причин тому несколько. Во-первых, Скагги лучше Грима помнит расположение построек в усадьбе и будет полезен в поиске записей. Во-вторых, возвращение на место событий поможет ему окончательно восстановить память и укрепит сновидческий дар. А в-третьих, — Амунди помедлил, — возможно, кто-то и не согласится со мной, но мне кажется, что неплохо было бы спрятать мальчика от Вестмунда. Может, Вес ревнует, что его наставник взял себе другого ученика, а может, почему-то побаивается Скагги.
— Я бы сказал, что связано это с появлением жезла. — Эгиль наконец прочистил горло. — А возможность догадаться об этом дали нам видения.
— Все мы проходили посвящение, — согласился Бранр.
— Нет, я говорю о тех видениях, или скорее о тех скальдах, кто обладает обостренным даром сновидений. О тех, кто иногда способен по желанию войти в сон, снизошедший на его собрата или любого из не принадлежащих
Бранр хмыкнул, не то удивленно, не то от боли. За исключением ночи посвящения, когда ему помог напиток Амунди, Бранр ночами вообще никаких снов не видел.
— Мы верим в существование некоего иного мира, — голос Эгиля окреп, будто сами его слова о видениях и рунном искусстве возвращали ему силы, — и что люди способны войти в него. Вчера, за час до того, как на Круг напали люди Ловунда, ко мне приходил Ванланди. Скальд светлого Фрейра просил у меня совета, рассказывать ли Кругу о том, что явилось ему в ночь перед тем самым советом, на котором конунг просил истолковать свой сон о драконе. Ванланди медлил не потому, что сомневался в истинности увиденного, а потому, что не знал, как следовало бы толковать этот его сон. И лишь последние события заставили его обратиться ко мне.
— Быть может, лучше позвать его, чтобы скальд Фрейра поведал нам об этом сам?
— Мне не хотелось бы его будить, — покачал головой целитель, и в ответ на безмолвный вопрос Оттара объяснил:
— Хеймдаль задержал тебя так, чтобы ты не поспел к началу гаданий и к началу нападения тоже. Ловунд тяжело ранил Ванланди, который оказался ближе всех нас к дверям. Я дал ему настой шалфея и вербены, с малой толикой дурмана, чтобы дать ему сон. Скальд Светлый уже немолод, — как бы извиняясь, добавил он.
— Не будучи уверен в своем толковании, — снова заговорил Эгиль, — Ванланди не пожелал тревожить попусту Лысого Грима. — На имени отца голос его едва заметно дрогнул. — Ванланди сказал, что побывал в великом зале Химинбьерге, где собираются асы, чтобы держать совет о делах мира, но сам он оказался в нем лишь крохотным карликом, меньше мышонка, спрятавшегося меж половиц. Но из могучих асов там было лишь двое: Отец всех богов и людей и Велунд-умелец. И еще видел там Ванланди точильный камень, из которого властитель альвов, обладающий властью наделять нужными свойствами любую вещь, вытесывал что-то. Потом это сменилось драконом из Весова сна. А еще…
— Было и еще? — Амунди уже накладывал швы, то и дело высоко поднимая иглу на длинной нити. Протыкал и протягивал, протыкал и протягивал.
— Да было.
— Путаный сон, — заметил Амунди.
— Путаный, — согласился Эгиль. — Герой в том сне не убил змея, как и рассказывал Вес. Однако конунг не пересказал всего сна целиком и к тому же, обвинив Грима, сбил всех нас с верного следа. Мы не дали себе труда подумать о том, что должно произойти в том сне, если дракон не убит. В видении Ванланди дракон уполз в свою пещеру. И более того, хвост исчезающей твари обвивал палочку, вытесанную из точильного камня. Вес же, встретив взгляд дракона, видел еще кое-что.