Дети бури

Кунц Дин Рей

– До этого вы говорили, что он пытался изменить голос.

– Да, но даже и в этом случае они бы узнали человека, с которым разговаривают каждый день и с которым знакомы уже многие годы.

– Думаю, это так, – согласилась Соня.

Казалось, впервые за все время Петерсон осознал, какое впечатление произвел его рассказ на новую знакомую; он выдавил из себя подобие улыбки, скорее похожей на жалкую имитацию обычной обаятельной гримаски.

– Эй, не позволяйте себе так расстраиваться из-за этого! Нет никаких сомнений, что здесь, на Дистингью, дети в полной безопасности. Они переехали еще в начале июля, то есть три месяца назад, и до сих пор ничего страшного не произошло, –

сказал Петерсон.

– И все же, – глухо произнесла Соня, – человек, который угрожал им, все еще на свободе.

– О господи, – воскликнул Петерсон, хлопнув себя по лбу, – должно быть, я показался вам настоящим паникером. На самом деле мне вовсе не хотелось волновать вас, Соня, просто меня удивило, что Джой ничего не рассказал вам об этой ситуации. Послушайте, и он, и миссис Доггерти уверены, что самое страшное уже позади, настолько уверены, что хотят на несколько дней уехать отдохнуть в Калифорнию. Как только вы хорошенько устроитесь на новом месте и возьмете на себя присмотр за детьми, они соберут вещи и отправятся в путешествие. А теперь подумайте, стали бы вы оставлять своих детей одних, если бы думали, что есть хотя бы малейший намек на то, что им может угрожать опасность?

– Нет, – ответила она. – Думаю, что они тоже не стали бы.

Несмотря на попытку Петерсона успокоить ее, образ безумного и кровожадного убийцы не исчезал из ее воображения.

Для того чтобы отвлечь девушку от мрачных мыслей, Билл то и дело посылал ей еще более широкие, искренние улыбки, театрально махал руками, указывая вперед:

– Что вы думаете о нашем острове, о нашем Дистингью? Не правда ли, это одно из самых удивительных поместий, которое вам когда-либо приходилось видеть?

Соня подняла голову и с удивлением увидела остров, слишком прекрасный для того, чтобы быть реальным местом, а не порождением фантазии. Она не заметила, как он вырос на горизонте, но, возможно, это объяснялось тем, что сам по себе островок был плоским, и, если не считать линии низких холмов, тянувшихся по центру, находился почти на уровне моря, омывавшего берега. Толстая стена волосатых пальмовых стволов окаймляла пляжи со снежно-белым песком и укрывала своей тенью громадный дом, в котором наверняка было не меньше двух дюжин комнат, а может быть, и того больше. Фасад, выложенный белым камнем, украшали балконы и портики, несколько фронтонов. Множество квадратных окон с прозрачными стеклами, в которых отражались золотисто-красные лучи солнца, придавали дому приветливый вид.

Если бы ей не пришлось выслушать историю, рассказанную Биллом Петерсоном по дороге к Дистингью, Соня посчитала бы дом семьи Доггерти совершенно очаровательным, со всей этой массой уголков, линий и закруглений, талантливым творением хорошего архитектора и искусных ремесленников, приложивших все силы для того, чтобы удовлетворить покупателя, не стесненного в средствах и способного позволить себе любую роскошь. Между тем теперь, когда на границе ее разума притаился, подобно хищной птице, кошмар рассказанного, это здание казалось на редкость зловещим, таинственным монолитом на фоне нежного горизонта Карибских островов, чуть ли не злобным зверем, притаившимся в ожидании жертвы у подножия тропических холмов. Она начала куда с большей серьезностью, чем раньше, размышлять над словами соседки по комнате и задумалась: не была ли та права, когда утверждала, что ехать в это место смертельно опасно...

– Вам здесь понравится, – заметил Петерсон.

Соня ничего не сказала в ответ.

– Это Господня страна, в самом прямом смысле этого слова, – продолжал он, все еще пытаясь поднять настроение пассажирки, –

здесь не может произойти ничего дурного.

Ей хотелось верить, что так оно и есть на самом деле.

Глава 2

Генри Далтон, дворецкий семьи Доггерти, спустился к маленькой пристани им навстречу, толкая перед собой алюминиевую тележку для багажа. Ему было шестьдесят пять, но на вид можно было дать на десяток лет больше. Этот худощавый мужчина со снежно-белыми волосами, морщинистым лицом, жесткими черными глазами, выглядевшими чересчур молодыми под густыми седыми бровями, выгибавшимися дугой, казался заметно старше своих лет. Хотя его рост составлял приблизительно шесть футов, он казался ниже Сони даже при ее росте всего в пять футов и четыре дюйма – он весь согнулся, скрючился, как сушеная слива, словно пытаясь защититься от дальнейшего старения свернувшись клубком и позволив годам пролетать мимо.

Когда дворецкий заговорил, его голос оказался жестким и сухим, почти ворчливым.

– Генри Далтон, – сказал он.

Девушка представилась:

– Соня Картер, – и протянула старику руку.

Он посмотрел на нее так, будто видел змею, его лицо еще больше сморщилось. Казалось, глазам и рту его угрожала опасность совсем скрыться в складках кожи. Он принял протянутую ему руку, секунду подержал ее в своих длинных, костлявых пальцах и затем уронил точно так же, как мог бы уронить любопытную морскую раковину, поднятую и осмотренную, и после этого уже не представлявшую никакого интереса.

– Я пришел забрать ваш багаж, – сказал он.

Билл Петерсон за это время уже успел перенести сумки с борта "Леди Джейн" и теперь аккуратно складывал их на металлическую тележку; его коричневые от загара руки так и играли мускулами, пышные волосы то и дело спадали на лоб, закрывая глаза, – тогда он нетерпеливо откидывал их назад.

– Если вы готовы, то нам сюда, – сказал Генри, когда тележка была полностью загружена. Он повернулся, схватился за ручки тележки и повел молодых людей по направлению к поместью. На дворецком были черные брюки и белая рубашка с короткими рукавами, покрой которой позволял носить ее не заправляя. Хотя нежный бриз легонько перебирал волосы Сони, его одежда оставалась в полной неприкосновенности, как будто сама природа старалась сделать все, чтобы не помешать старику иметь достойный вид.

Соня и Петерсои отстали на несколько шагов, так чтобы дворецкий не слышал их разговора; тогда она сказала:

– Вы меня не предупредили насчет него!

Петерсон улыбнулся и покачал головой:

– Большую часть времени Генри – самый добрый и милый старый простофиля, какого вы когда-либо видели в своей жизни. Однако изредка он выглядит так, как будто вся его скрытая нетерпимость вдруг вышла наружу, и тогда у старика случается плохой день. Остальные в таких случаях стараются с ним не встречаться, до тех пор, пока все не пройдет; поэтому мы почти не замечаем, когда с ним такое случается. К сожалению, впервые за последние несколько недель у него выдался плохой день, и причем именно тогда, когда вы приехали.

Они добрались до ступеней парадного подъезда, и там Петерсону и Генри пришлось вместе взяться за тележку, чтобы втащить ее наверх; затем все вошли в прихожую дома Доггерти, открыв тяжелую дверь-ширму, затем вторую, еще более массивную, из красного дерева. Здесь было почти холодно благодаря работающему кондиционеру, воздух казался еще слаще после ложного облегчения, предоставленного путешественнице комнатой ожидания в порту Пуант-а-Питр.

– Как красиво! – воскликнула Соня, отбросив сдержанность.