Дети Ченковой
Шрифт:
— Анна, Зузка, у вас от волос искры! — в веселом удивлении воскликнул Ергуш.
Они оглянулись на него и закрестились чаще: золотая пыль пляшет над волосами Ергуша!
Воздух был насыщен электричеством.
Треснуло, распоролось, загремело…
— Пошли скорее… Гром! — закричал Ергуш и, пригнувшись, побежал по тропинке. Девочки, перетрусившие вконец, семенили за ним. Лес зашелестел. Хлынул сильный ливень.
ДИКАЯ КОШКА
Ергуш мучился: паршивая дикая кошка не желала есть. Он
Сидела кошка в кроличьей клетке; металась, бесилась. Глаза дикие, страшные. Ей бы только царапать, кусаться. Руки в клетку не просунешь.
Бедные кролики не знали покоя ни днем ни ночью — топотали, пугались. От страха и тревоги дрожали их носики. Пришлось унести клетку с дикой кошкой в Ергушов шалаш.
Ергуш подолгу лежал возле клетки, наблюдал. В руке ломоть хлеба; жевал он, жевал хлеб, а кошка смотрела Ергушу в глаза — пристально, неподвижно. Зачаровать хотела.
«У Палё Стеранки надо совета спросить, — думал Ергуш. — Может, станет жрать живых мышей. А не станет — отнести ее в лес, к той скале…»
Влетел в клетку комар, заметался во все стороны, засучил длинными ногами, как велосипедист. Запел грустную комариную песенку — разжалобить кошку. А она на него и не посмотрела.
С дороги долетели голоса:
— Ергушко! Ергушко!
Выглянул Ергуш — на дороге собрались мальчишки, что-то веселые больно, на месте не постоят. Все тут: Якуб Фекиач-Щурок и Рыжик, Адам Телух-Брюхан, Йожо Кошалькуля и Чернильница, Имро Щепка-Левша и Штево Фашанга-Бубенчик. Сгребали руками белую пыль в бумажные фунтики, бросали вверх. Из фунтиков вырывались белые клубы — вроде бомбы…
Ергуш побежал к ним:
— Чего?
Ребята обступили его:
— Пошли скорей, у нас клест улетел!
— Ергушко, поймай его!
— Иду! — сказал Ергуш и побежал вверх по дороге. Ребята — за ним.
Догнать не могли. На бегу перебрасывались словами.
— Он на большой липе сидит, — толковал Рыжик. — У Телухов, возле корчмы… Улетать-то ему не хочется… Ты, Ергуш, слови его, если у тебя колдунские глаза…
Прибежали ко двору корчмы, Рыжик стал показывать:
— Вон он! Видишь? На той ветке! — Взял Ергуша за руку, подвел. — Иди сюда! Отсюда видно…
Ергуш смотрел на высокое дерево, а клеста не видел. Напрасно напрягал он зрение. Вдруг — бац! — по колена ввалился в навозную яму. Рыжик и все мальчишки пустились наутек. Остановились поодаль, захохотали и бросились за угол дома. Скрылись.
Ергуш выбрался из ямы — все ноги в навозе. Обманули, подлые! И этот дурак Йожо Кошалькуля с ними… Теперь расскажет Зузке, она насмехаться будет…
Во дворе была колонка. Ергуш накачал воды, вымыл ноги. Огорченный, поплелся домой. Голову понурил, смотрит в землю.
Дома во дворе стояла мама.
— Крестная молока нам прислали, — сказала она Ергушу. — Они сено возить собираются.
— У меня кошка издохнет, — озабоченно отвечал Ергуш. — Надо ей мышей наловить.
— А ты ее на чердак выпусти, — посоветовала мама. — Она уже большая, сама наловит. Много их на чердаке.
— Убежит ведь! — возразил Ергуш.
— Убежит — на свободе будет, — сказала мама.
Ергуш недолго колебался. Отнес клетку на чердак, отворил дверцу. Кошка выскочила, фыркнула и скрылась в темноте среди балок.
КАК СЕНО ВОЗИЛИ
Через несколько дней, рано утром, двинулись на трех телегах. Длинноносый Яно ехал первым. Ергуш был с ним — Яно нравился ему больше всех. Нравились ему добрые глаза Яно, такие глаза бывают у молодых телочек. Нравился и длинный нос торчком — смешной такой! И песенки об овцах нравились — Яно их часто пел.
— Тебе ничего делать не надо, — сказал Яно, — только мух от коней отгоняй.
Ергуш был разочарован. Это ему совсем не по душе. Сами позвали, а работать не дают…
— Ну, если хочешь, можешь сено накладывать, — утешил его Яно. — С удовольствием разрешу.
У Ямок свернули направо, по крутой дороге в гору. Дорога шла по полям под паром, по кустам, через выкошенные лужайки; где-то здесь должна быть Студеная яма.
Ергуш заметил, что невдалеке за телегами, прячась под заборами и кустами, крадется за ними озорной Хвостик. Делает вид, будто вышел погулять сам по себе и случайно попал в те места, по которым проезжает Ергуш. Вот хитрая собачонка! Это чтоб его не прогнали. Ергуш обернулся, посмотрел на него — Хвостик свернул с дороги, спрятался. Но он, конечно, где-то близко. Еще покажется…
Сверкала роса в травах. Кузнечики цвиркали, выскакивали, пролетали по воздуху. Кусались комары, оводы, жужжали, мелькали слепни — так быстро, что глазом не уловишь их полет. Только когда лошадь зафыркает, забьет беспокойно ногами, Яно прихлопнет под брюхом у нее слепня, небольшое насекомое бурой окраски. Он, наверное, вовсе и не слепой, только летает так, словно глаз нету.
Кони идут мерно, колеса катятся гладко по мшистым лужайкам, на два пальца вдавливаясь в мягкую землю. С пригорка на пригорок… Мимо кустов орешника, боярышника, мимо грабовых рощ; там и сям поднимается над кустарником одинокая рябина, красивая, гладкоствольная, покачивает листьями.
— Хо-хо! — крикнул Яно, щелкнув кнутом.
Далеко где-то отозвалось эхо — будто кто-то передразнивал Яно. Щелкнуло — словно выстрелило. Вдали показался буковый лес; перед опушкой его стояли большие копны сена. Лошади почуяли, что конец пути близок, пошли быстрее. Яно направил своих коней к первой копне и там остановил их. Они потянулись к сену — нет, Яно им не позволил. Лошадь должна знать порядок, не своевольничать.
Яно подложил камни под колеса, чтоб телега не подалась назад, потом выхватил из копны клок сена, стал его перебирать, разглядывать с удовольствием, понюхал даже. Лохматые листочки, растрепанные звездочки расцветших трав желтели в сене.